Он продолжал учиться каждый день – у воды и земли, у своего меча, у добрых и злых людей; первого врага он убил, защищаясь, и очень испугался, увидев в посветлевшем клинке чужую искаженную душу. С тех пор он убивал только злодеев, но не потому, что думал о справедливости. И, конечно, не потому, что воображал себя мстителем; он просто знал, что душа невинно убитого посмотрит с клинка ему в глаза. А души убийц и насильников безглазы.
Как маятник в часах, он ходил, размышляя на ходу, иногда останавливаясь, чтобы послушать легенды о себе. Молва придумала ему прозвище: Стократ. Он стал звать себя Стократом. Надо же было как-то к себе обращаться в долгие часы путешествия; молва называла его могучим колдуном, и он с удивлением понял, что в самом деле, наверное, маг. А был ли он особенным от рождения, или подарок оружейника сделал его волшебником – он не знал и решил про себя, что не узнает.
Он многого не знал о себе, и вопросы, заданные тысячу раз, оставались без ответа. Подкидыш без родителей и опекунов, брошенный в лесу ребенок, он быстро учился, при виде человеческой тупости легко приходил в ярость, но сражался хладнокровно. И очень скоро оказалось, что среди бойцов ему нет равных.
Однажды ему заплатили за убитых разбойников, которые много лет держали в страхе три деревни. Он купил себе лошадь, и стало легче нагонять убийц, если они бежали. С тех пор он брал с крестьян плату, если ему предлагали, но никому из разбойников ни разу не удалось откупиться.
Пришлось разнообразить маршруты, чтобы не узнавали в лицо.
Шагая теперь через лес, Стократ думал, что где-то неподалеку бродит, быть может, мальчишка с тем же клинком. Способен ли мир носить двух Стократов одновременно?
– Так не бывает, – сказал он вслух.
За годы странствий он успел выяснить, что бывает – все. Бывает, время поворачивает вспять. Бывает, встречаешь в толпе себя-прежнего и соображаешь обернуться, когда что-то менять уже поздно. Все бывает. Мир зыбок.
Мимо «Серой шапки» он прошагал, не останавливаясь. Погибших разбойников уже, конечно, нашли; может быть, юный конюх сумел всех убедить, что несчастные «передрались за добычу»…
Стоп, сказал он себе и сел на придорожный камень.
Нет никаких мертвых разбойников. Они живы. Самый молодой, наверное, еще ходит под стол пешком. И даже, может быть, их судьба сложится по-другому, не приведет в лес браконьерами, а потом и…
Он потер лицо и обнаружил, что щеки не колются – щетина превратилась в бороду. А что теперь будет с Мир?
Где она?
Он заставил себя встать. Зашагал на юго-запад, и через два часа повернул на развилке к переправе через Светлую – в сторону владений властителя Грана.
Справа на пригорке стоял дом, который он помнил пустым и заброшенным. Сейчас там горел огонек; Стократ присмотрелся. Огонек в столь поздний час мог значить, что хозяину не спится. Либо он болен. Либо подает кому-то знак.
Стократ привык чувствовать тревогу в оттенках, в запахах и звуках, в свете и тенях. Неторопливо, будто гуляя, он сошел с дороги и по узкой тропинке двинулся вверх, на гору.
Дом был деревянный, двухэтажный, верхнее окошко светилось. Он остановился у калитки. Прислушался; собак не было. Это плохо: в таком месте обязательно надо держать собаку.
Он легонько стукнул в створку молотком.
Там, за частоколом, приоткрылась дверь. Еле слышно скрипнула.
– Добрый вечер, – громко сказал Стократ. – У вас что-то случилось?
– Кто вы? – глухо спросила женщина. По голосу он понял, что она давно не спала.
– Колдун.
– Кто?!
– Меня зовут Стократ, я маг. Я могу вам помочь?
Женщина молчала.
– Что у вас случилось? – спросил он снова. – Если ничего – я уйду.
– Уходи.
Он повернулся и зашагал по тропинке вниз.
– Погоди!
Калитка завизжала засовами и загрохотала цепью.
Она была вдовой купца. Тот умер, не заплатив долги. Она продала дом в городе и переехала сюда: здесь не дорого жить, но страшно. На самой границе владений Грана зимой досаждают волки, летом браконьеры. К счастью, разбойников нет. Ходит дозором рубежная стража.
Все это Стократ частью услышал, частью домыслил; он стоял на пороге ухоженного, с виду зажиточного дома. Тем заметнее был беспорядок – брошенные тряпки, подсохшие лужи на полу, опрокинутая корзинка с рукодельем. Женщина смотрела на него воспаленными, глубоко запавшими глазами:
– Ты правда колдун?
– Да.
– Ты поможешь мне?
В ушах Стократа болезненно аукнулось: «Ты поможешь нам? Ты ведь можешь нам помочь?!»