1. Главная
  2. Книги
  3. Гейнцельман Анатолий Соломонович
  4. Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1
  5. Страница 9
Выбрать главу

4

Солнце раскаленное В озеро бездонное Закатилось. Долгожданное, Век незнанное Сбылось. Риз червонных И червленых Орнаменты, Прошвы, ленты У воскрылий Снежных лилий Альп склоненных, Просветленных, Блещут заревом великим, Как в Палермо мозаики. Синим, синим кашемиром Божии покрыты нефы, И повсюду барельефы, Всюду вставлены метопы, Где могучие циклопы С кем­то бьются озлобленно. Чисто, ясно, упоенно Отражает глаз зеркальный Бешеное аллилуйя Солнечного поцелуя. Небо сверху, небо снизу, Лишь по дальнему карнизу Гор виднеется едва Дымчатая синева. Небо в сердце, небо в пальцах, Всюду алые шелка. Вышивай скорей на пяльцах Душу райского цветка! 

5

На колени склоненный, в колени Опустился я к тихой голубке, И наитья предельного гений Посетил нас в убогой скорлупке. И в потоке червонном Данаи Ослепительней не было блеска, И видение Дантова Рая Было скромною лишь арабеской Перед тем, что в очах у невесты Я в мгновение это прочел, И испуганно Тайны с насеста Разлетелись, как облачко пчел. И сжимая горячие ручки, И целуя блаженно уста, Я вился, как атласные тучки У вершинного где­то креста, Я вился, изливаясь в любую Из безбрежности звездных аорт, И я душу имел голубую И ликующий солнца аккорд. 

ТОПОЛИ 

Высокие тополи, рыцари важные           В заката золоченных латах,           На страже в червонных палатах Степенно качаются с песнею шпажною.
Им истины плевелы чужды бумажные,           Истории сложной шахматы,           Моральной Голгофы стигматы, – Их шелест и шепот – идеи закряжные.
Сомкнитесь, обстаньте! Я первенец Божий,           Стихии больной менестрель, Я миг, на безбрежность творенья похожий.
          Хрупка, паутинна свирель, И дует и плюет сатир толсторожий В души голубой акварель.

ВОРОНЫ

Исполинской крылатой гребенкой, Как тяжелые, острые бороны, Бороздят сине­черные вороны Над убогой родимой сторонкой.
Бледно­сини, как глазки ребенка, Колеи, что в лазури проторены, Но вороньи кар­кар чуть повторены, Как заноет опять под печенкой.
Эти черные в небе горланы, Это жизни обыденной жуть, Это красные в мелях баканы.
Чуть услышишь, под мышкою ртуть Закипит, и раскроются раны, И на солнце тогда не уснуть.

ЧЕЛОВЕК

К беспредельности неба и к звездному чуду, К многошумности моря, к ажурности трав, Даже крайние розы в пути оборвав, Я восторженным век свой недолгий пребуду.
К человека ж телесному, страшному блуду, К аромату жестоких идейных отрав, К всеизведавших грешных очей изумруду Я останусь до смерти жесток и неправ.
Человек – омерзительная амальгама Из угасшей в гниющей трясине кометы И низверженных ангелов злобного гама,
~ 9 ~