Выбрать главу

21 февраля Феодосия

КРЫЛЬЯ ЧАЙКИ 

I

Из допотопного ружьишка, Склонившись на прибрежный ил, Глухой и жадный старичишка Бедняжку-чаечку убил
И полувысохшей старушке, Кадящей вечно над грошом, Для сотой розовой подушки Принес чуть теплую потом.
И та, усевшись на пороге, Вцепилась грязной пятерней В несчастной чайки труп убогий, Когда-то венчанный волной.
В коленях угловатых крылья, Которым буря по плечу Была, повисли от бессилья, И на потухшую свечу
Похожи кругленькие глазки В головке свисшей, как отвес, – И моря не осталось сказки Следа на страннице небес.
И только крыльев белоснежных Разящий синеву кинжал, Напоминая о безбрежном, Так несказанно волновал.

II

– Скажи мне, милая хозяйка, Зачем подушек вам гора, И много ли бедняжка чайка Тебе даст пуху и пера?
– Подушки – дорогая мебель, В достатке с ними человек; И не какой-нибудь фельдфебель Мой старичок, – он родом грек!
– Но вы стары, но вы бездетны, И будет пухом вам земля, К чему вам перяная Этна, К чему перинные поля?
– На всякий случай, от обилья Не пропадают, господин! – Положим, что и так, но крылья, Но крылья же не для перин?
– А крыльями, когда в постели Клопы-мерзавцы наползут, Мы мажем тюфяки и щели, Макая их, сынок, в мазут.
– Всё не без пользы, значит, в мире, Но крылья мне ты подари! – Корзинка полная в сортире Припасена их… Что ж, бери!

III

И я бедняжечку с молитвой К себе в келейку перенес И остро выправленной бритвой Ей крылья пепельные снес.
И труп бескрылый старушонке Отдав, я крылия раскрыл Как для полета и к филенкам Входным гвоздочками прибил.
Эмблема вечная поэта, Мечтой крылящего без крыл, Красуйся в келии аскета И охраняй от грязных сил
Действительности гнойноокой Никем не торенный порог! Вам цели более высокой Господь предначертать не мог.
Как треугольник ока Божья, Белейте радостно с дверей, Напоминая сине ложе Неискрыляемых морей;
Напоминая, что ковылья Рубашка телу лишь конец, Но что отрубленные крылья Возьмет в безбережность Отец!

IV

Когда же, весь в парах от гнева, Роняя из ноздрей огонь, Прискачет снова с королевой Теперь неукротимый конь, –
Я из цветов и паутины Сплету неуязвимый шлем И вам на радужной вершине Одену золотой ярем…
И шлем, какого ни Меркурий Не надевал и ни Орланд, – Весь шорох, шелест, весь в лазури, Весь светозарный адамант, –
Я ей, коленопреклоненный, Певец, оруженосец, паж, Подам предельно умиленный, В слезах от радости. Она ж
Крылатой царственной короной У моря голубых зеркал С улыбкой удовлетворенной Покроет кудри… И отдал,
Поверьте, каждый б из парящих И жизнь и песни и крыло, И два крыла, лазурь разящих, Чтоб обвивать ее чело!