Это немаловажная заслуга Ланина, и этого не надо забывать. В нашей литературной жизни, — прибавлял Владимир Алексеевич, — много гуляет апокрифов. Придется в них разобраться, когда будут писаться книги об этом времени. Неблагополучно в этом отношении с историей нашей журналистики. А материала ценного и нуждающегося во внимательном рассмотрении достаточно.
Землекопами и каменщиками, закладывающими фундамент большой русской журналистики, называл современных ему издателей А. С. Лазарев-Грузинский.
— Это кто же землекопы и каменщики? — с некоторой долей раздражения спрашивал Евгений Николаевич Опочинин. — К издательским работникам Белинского и Чернышевского отнести надо! Радищева и Герцена включить необходимо! Ничего себе, хороши каменщики и землекопы!
С большим вниманием всегда слушались в Столешниках воспоминания о рано ушедшем из жизни Г. И. Успенском. В 80-х годах, в дни своей литературной юности, Гиляровский был тесно связан с Успенским, нежно любил этого необыкновенно обаятельного человека. Память о писателе свято почиталась всеми членами семьи Гиляровских, включая родную сестру Е. Я. Сурковой — Уляшу, жившую в семье и хорошо знавшую всех ее друзей и знакомых.
Безграмотная Уляша вызывала умиление и удивление Глеба Ивановича своим уменьем выбирать безошибочно из громадной груды ежедневно получаемых газет то, что ее просили.
— Как же вы, Уляша, — спрашивал Глеб Иванович, проницательно вглядываясь в нее своими полными неизбывной тревоги и недоумения глазами, — точно угадываете, что мне или Владимиру Алексеевичу нужно?
Уляша спокойно и с достоинством отвечала:
— Я же, Глеб Иванович, когда в магазине ситец для платья выбираю, рисунок-то хорошо вижу. Как же я газетный-то рисунок разобрать не могу? Я ведь не слепая!
— Такой наблюдательный и талантливый народ, как наш русский, несомненно, необыкновенных чудес в мире наделает! — говорил Успенский. — Дай только бог, чтобы пришло время, когда он сам собой распоряжаться будет, из чужих рук на свет божий глядеть перестанет. У меня дух замирает, когда я смотрю на наших крестьян — орлы, которым надо летать в поднебесье.
В одно из посещений Столешников Глебом Ивановичем произошел такой эпизод.
Владимир Галактионович Короленко неизменно бывал в Столешниках в свои приезды из Нижнего Новгорода. Екатерина Яковлевна, если Короленко заходил, когда Владимира Алексеевича не было дома, простодушно сообщала:
— К вам мужичок, Владимир Алексеевич, из Нижнего заходил. Обещал зайти вечером.
На объяснения Марьи Ивановны или Надюши, что это Короленко, большой писатель, Екатерина Яковлевна рассудительно отвечала:
— Книги-то он головой пишет, а ходит с бородой, в шапке и тулупе, как у нас в Городне!
Как-то перед рождественскими праздниками Екатерина Яковлевна сообщила возвратившемуся к обеду Владимиру Алексеевичу:
— А к вам мужичок в тулупе заходил, просил передать, что он из Хамовников.
На разъяснение дочери Гиляровского, что это знаменитый писатель граф Лев Николаевич Толстой, Суркова спокойно заметила:
— Это тот, от которого Владимир Алексеевич из Хамовников книги привез? Солидный писатель! По толщине его книги вровень с Псалтырем, Евангелием или Деяниями апостолов.
В Столешниках долго помнились разговоры между Владимиром Алексеевичем и Успенским. По живым, эмоциональным воспоминаниям Марьи Ивановны, Гиляровский, зарядившись солидной понюшкой своего излюбленного табака, сказал однажды Успенскому:
— Глеб Иванович! Многие читающие ваши рассказы и статьи невольно ощущают голос тревоги и раздумья вашей совести, вашего сердца. Многие читатели считают вас совестью нашей литературы. Неоднократно приходилось мне это слышать, и не только в редакционных комнатах «Русских ведомостей», где собирается цвет нашей литературы, но и в наборной газеты, где зарабатывают свой кусок хлеба рабочие.
У вас внутри есть какой-то инструмент, улавливающий малейшие движения души и сердца человеческого. Вы умеете чутко отзываться на все, что больно и глубоко затрагивает человеческое достоинство. Все, что мы называем совестью, не есть ли самое чувствительное, самое справедливое и самое нужное в человеке чувство, неумолимый судья человеческих поступков? Этот аппарат, Глеб Иванович, у вас работает до поразительности точно. За это вас любят, ценят и уважают читатели, которые ждут от своего писателя предельной правды и искренности. Каждый человек оберегает свою совесть от соблазнов и давлений жизни, но с особым вниманием и заботой должен охранять ее русский писатель, должен заботиться о ней так, как делаете это вы…