Художественный «пульс» Столешников во многом определяли артистизм Константина Коровина, суровая сдержанность Валентина Серова, тонкость, даже с оттенком лощености, гостей из Петербурга — А. Н. Бенуа, С. П. Дягилева, С. К. Маковского, индивидуальность волгаря Б. М. Кустодиева, талант И. Э. Грабаря и других.
Но наиболее близкими из молодежи были в Столешниках трое — Александр Михайлович Герасимов, Николай Иванович Морозов и Олег Леонидович Леонидов. Их молодые годы, расцвет их дарований во многом связаны со Столешниками, с Владимиром Алексеевичем Гиляровским.
Во всех русских степях — донских, новороссийских, крымских, сибирских, заволжских, тамбовских, козловских — есть неповторимые особенности. По-разному эти степи цветут, благоухают, по-своему переливаются вешними цветовыми оттенками, даже по-разному, кажется, звенят над ними жаворонки. Есть у каждой степи особенности, позволяющие безошибочно угадать, в какой части родной земли она вольготно раскинулась. Так и люди, родившиеся или живущие в степях, обладают чертами, по которым можно быстро и безошибочно угадать, из каких они краев.
Александр Герасимов, кажется, до корней волос был насыщен своеобразием козловских, ныне мичуринских, степей, где он родился и вырос. Уже будучи воспитанником московского Училища живописи, он проводил летние месяцы на родной ему и близкой Козловщине.
До старости колесил Александр Герасимов по родным местам, усиленно писал там хорошо знакомые ему дороги, большаки, поля с волнами пшеницы или ржи, веселые подсолнухи.
Появившись в Столешниках как-то неожиданно, Александр Герасимов сразу стал здесь своим человеком.
В этом коренастом юноше с кудрями темных густых волос, в быстрых его движениях, уверенном голосе, громком, раскатистом смехе было много от родных степей Козловщины, от его полей, волнами колышущихся под летним ветром, от пылающих золотом цветущих подсолнухов, от аромата весенних яблоневых садов, от бесконечных, на десятки верст тянущихся вдоль дорог бахчей. От «Сашка», как звали его дома, и «Саша», как звали его в московском Училище живописи и одно время в Столешниках, веяло ароматом родных степей.
Александр Герасимов, сын исконного Козловского прасола Михаила Семеновича Герасимова, бережно сохранял в своих повадках и манерах этот козловский привкус, щеголяя в первые годы пребывания в московском Училище живописи красочной кумачовой рубашкой и голенищами кожаных сапожков «бутылками».
Веселый и улыбчивый, остроумный и наблюдательный Александр Михайлович Герасимов приносил в Столешники много простоты, обаяния и очарования.
Гиляровский привел Герасимова в Столешники к обеду прямо с очередной предрождественской ученической выставки. На ней он поразил Гиляровского великолепно переданной красотой козловских мест, убедительностью и силой яркого мазка, приобретенного от любимого учителя — Константина Коровина.
В то время когда началось сближение Герасимова с Гиляровским, вскоре перешедшее в большую дружбу, молодой художник был уже постоянным участником ученических выставок, воспитанником не только К. А. Коровина, но и В. А. Серова.
С момента своего первого посещения и до самых последних лет жизни Герасимов сохранил к Столешникам любовь. Неизменные крепкие дружеские чувства связывали его с Гиляровским, который гордился его успехами и не раз повторял при встречах:
— Ты, Саша, — так до конца своих дней называл Гиляровский Герасимова, — пейзажист, и никогда не забывай этого. Валентин Александрович (Серов) многое тебе приоткрыл в мастерстве портрета, но помни, что ты настоящий пейзажист.
Русский пейзаж — это огромнейшая сила в мировом пейзажном мастерстве, и забывать об этом не имеет права ни один даровитый русский живописец. Ты, Саша, большим даром пейзажиста обладаешь, и ты сохраняй в себе это качество, гордись этим.
И художник, даже в сумятице своих многочисленных дел и обязанностей по Союзу художников, а затем по Академии художеств, старался найти время, чтобы побывать в родных местах, пописать пейзажи.