Незнакомец медленно вышел; тому же, кому довелось стать свидетелем его речи, в голову закралась причудливая мысль о сговоре жизни и смерти, пожелавших вместе соорудить эту омерзительную человеческую конструкцию, дабы она принадлежала им обеим. Старец исчез, растаял, словно призрачное видение: в кафе воцарилось изумление.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Среди великих событий, происходивших в то время в Париже, случай в кафе «Де Фуа»[25] не получил огласки, а посему и не вызвал к себе интереса. Тех, кто о нем рассказывал, осмеяли скептики, и вскоре сами рассказчики стали сомневаться, не были ли они и в самом деле обмануты собственными чувствами, а именно слухом и зрением.
И все же история эта стала известна генералу Беренгельду. В то время все силы генерала были отданы поискам Марианины. Занятие это целиком поглотило его, и образ нежной возлюбленной вытеснил из его сердца образ загадочного старца. Напомним, в сердце Беренгельда не было места половинчатым чувствам, и с того дня, когда после четырнадцатилетней разлуки верная Марианина встретила его при въезде в Париж, все его помыслы обратились к этой очаровательной девушке. И если опасность, угрожавшая его отечеству, яростные сражения, тяготы долгого плена и кровавая борьба, из которой Франция вышла окончательно обессилевшей, помешали ему сразу вернуться к Марианине и поддержать ее впавшего в немилость отца, он тем не менее всегда помнил о них. Когда же после вынужденного двухлетнего отсутствия он вновь вернулся в свой особняк, его первая мысль была о Марианине. Он разослал запросы во все министерства, расспросил человека, купившего особняк Верино, отправил Смельчака в Щвейцарию: все напрасно, поиски были безрезультатны, и отчаяние генерала не имело границ.
Вот уже два дня как Туллиус, выйдя наконец в отставку, окончательно обосновался в Париже, навсегда расставшись с придворным окружением. На следующий день после прибытия в столицу он услышал рассказ о событиях, произошедших в кафе «Де Фуа». Один миг — и он позабыл о Марианине; покинув гостиную, где он только что предавался сладостным мечтаниям, он устремился в Пале-Рояль, рассчитывая найти очевидцев случившегося и, быть может, снова увидеть человека, заинтересовавшего его еще в детстве, тем более что старец уже давно зловещей тенью кружил вокруг него.
Когда генерал вошел в кафе, некий оратор, к чьим словам все внимательно прислушивались, подняв голову, застыл от изумления; когда же первое потрясение прошло, он воскликнул: «Да вот же он!..»
Генерал молча ждал, пока собравшиеся оправятся от страха; послышался глухой ропот, раздались голоса: «Почему бы сразу не арестовать его?..»
— Господа, — заявил генерал, садясь за столик, — судя по вашему удивлению, я не ошибусь, если скажу, что вы только что говорили о том самом человеке, сведения о котором меня очень интересуют. Я явился сюда, дабы получить их, ибо узнал, что его видели именно здесь. Это человек, или, скорее, это существо, необычайно похоже на меня. — Оратор утвердительно кивнул. — Но, господа, это никак не мог быть я, потому что я — генерал Беренгельд… — Все присутствующие почтительно поклонились генералу. — Впрочем, я не собирался нарушать вашу беседу, так что прошу вас, продолжайте.
— Господин генерал, — отвечал оратор, — похожий на вас человек побывал здесь дважды: второй раз он явился сюда вчера. Позже я расскажу вам, что случилось здесь при первом его появлении, а сейчас, с вашего позволения, продолжу свой рассказ, ибо эти господа ждут его завершения. Итак, вчера разговор зашел о Бурбонах, и среди прочих о Генрихе Четвертом и его правлении… Там, в углу (и оратор указал на угол, облюбованный высоким незнакомцем), сидел некий господин с голубой ленточкой в петлице; костюм его свидетельствовал о принадлежности к бывшему двору: на нем были зеленые очки и широкий редингот. Один адвокат (достаточно хорошо разбирающийся в финансах) заговорил о Сюлли[26]. Сравнивая этого великого человека с нашими нынешними министрами, он заявил, что Сюлли, с одной стороны, был гораздо более милосердным, а с другой — гораздо более талантливым… Тут незнакомец прервал его: «Сюлли — и милосердие!.. Молодой человек, если бы вы в те времена побывали хотя бы в одной тюрьме, вы бы узнали, что значило сострадание Сюлли. Он был вполне достоин своего времени; при дворе не было ни одного дворянина, кто бы ни устроил заговор с целью свергнуть его. Я видел Сюлли незадолго до того, как он впал в немилость…»
25
Мы изменили название кафе, равно как названия городов и имена действующих лиц, упоминаемых в этой странной истории.
26
Максимилиан де Бетюн, герцог де Сюлли (1560–1641), министр Генриха IV, заведовал финансами.