— Ко мне! Сюда! Где вы, мои друзья из Третьего полка? Перед нами враг! — кричит он.
Заслышав призыв Смельчака, несколько прохожих устремляются за ним в кабак; по велению случая это оказались бывшие солдаты из полка Смельчака.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Со своей добычей старец опустился под землю и, пользуясь обмороком Марианины, поспешно понес ее в подземелье, именуемое им своим дворцом. От холода, царящего в прорытых глубоко под Обсерваторией подземных галереях, куда старец отыскал потайной ход, Марианина очнулась от забытья, завладевшего всем ее существом.
Похититель держал в руке лампу, и в ее слабом свете девушка увидела, в какое жуткое место завлек ее старик. Не зная ничего о существовании парижских катакомб и неожиданно оказавшись в самом их центре, она пришла в ужас. Горы костей, высившиеся по обе стороны от нее в какой-то изощренной последовательности и подобные архивам, собранным самой смертью, вековая тишина, нарушаемая только шагами несущего ее диковинного старца, всем своим видом напоминавшего обитателя могил, — все это способствовало созданию липкой удушливой атмосферы страха, которая высасывала из Марианины последние силы. Она больше не могла сопротивляться уготованной ей участи и покорно следовала за таинственным существом: едва старец заметил, что обморок ее прошел, он тотчас же поставил ее на землю.
Долго шли они молча и, возможно, уже достигли конца катакомб, когда бедная Марианина, собрав остатки сил, остановилась и спросила:
— Куда вы меня ведете?
— В Лувр… Вот, смотри! — И старик указал рукой на свод. — Мы находимся под Сеной. Скоро ты услышишь плеск волн.
— Но зачем мне идти в Лувр?
— Там ты увидишь дворец, где назначили свидание все существующие науки, жилище, где властвуют все имеющиеся в природе силы; если тебе хочется увидеть своего возлюбленного, ты сможешь смотреть на него, сколько тебе угодно; если ты несчастна, ты обретешь утешение…
Голос старца источал яд, и Марианина затрепетала от ужаса. Она встала и безропотно последовала за Столетним Старцем, медленно идущим среди устрашающей тишины, обычно сопровождающей палача, который ведет на эшафот свою жертву.
Вскоре они подошли к скале, высившейся до самого потолка, а возможно, и уходившей еще выше; вокруг громоздились осколки каменных глыб: дальше дороги не было. Когда-то здесь был карьер, где прошлые поколения добывали камень для своих нужд. Затем, когда запасы его исчерпались или же изменились условия добычи, шахта была заброшена; теперь здесь был тупик, коим заканчивалось страшное подземелье. Марианина опустилась на каменный блок: взгляд ее, потухший и утративший свое живое выражение, бессмысленно блуждал по склонам скалы, все еще хранившим следы деятельности человека. Она боялась повернуть голову и взглянуть на Столетнего Старца; представьте себе состояние существа, лишенного всех жизненных сил, чувств и ощущений, способного, подобно животному, только дышать и слишком слабого, чтобы привести в движение пружины своей души, и вы получите несовершенное представление о положении Марианины.
Где-то сочилась вода, и в мертвой тишине раздавались размеренные звуки падающих капель; от холодных стен веяло унынием и запустением.
Тем временем Столетний Старец ощупывал свод, видимо отыскивая некий одному ему известный предмет; наконец усилия его увенчались успехом. Если бы страдания Марианины не были столь глубоки, она была бы потрясена новым чудом, сотворенным старцем. Но все человеческие переживания уже покинули ее, и она могла лишь безразлично взирать на то, как огромная скала, приведенная в движение при помощи свисавшей с потолка кованой цепи, поднялась на воздух и Столетний Старец привязал конец цепи к массивному кольцу, вделанному во внутреннее крепление шахты. Перед молодой женщиной открылся вход в следующее подземелье, где сквозь непроглядную тьму клубился слабый свет; он не разгонял мрака, а, напротив, делал его еще более жутким. Свет, сочившийся сквозь щели между стеной и дверью, находившейся в конце длинной галереи, окружал дверь бледным мерцающим ореолом. Растекаясь по обеим сторонам мрачного подземного коридора, свет постепенно таял, распадаясь на невидимые глазу частицы, которые тотчас поглощал окружавший их мрак, так что Марианину по-прежнему окружала ночь. Зрелище это столь подействовало на дочь Верино, что душа ее встрепенулась, кровь заструилась по жилам, и, очнувшись от своего полуобморочного состояния, она громко вскрикнула.