Выбрать главу

Нетрудно понять, с каким пылом Беренгельд с его воображением и чувствительным характером ринулся постигать то, что открывало для него это первое любовное приключение. И хотя сердце его при упоминании имени маркизы по-прежнему было глухо (чего он совершенно не замечал), Беренгельд верил, что именно эта страсть и была его первой любовью. Причиной тому была сама маркиза, умевшая искусно возбуждать не только чувственность, но и разум.

Маркиза полностью поработила душу Беренгельда; с той поры, как она поселилась в замке, образ Марианины изгладился из памяти Туллиуса; казалось, он никогда не знал ее. И все же мы осмеливаемся утверждать, что только один этот образ и был навеки запечатлен в сердце и душе молодого Беренгельда. Если бы он случайно оказался в горах и встретил Марианину, хрустальный шар любви маркизы разлетелся бы как мыльный пузырь, наткнувшийся на острый камень. Но Беренгельд, оказавшись во власти могучей силы, не хотел покидать пределов замка, ибо теперь для него существовало только одно место: подле госпожи де Равандси.

Если бы маркиза не была столь нежна, обучая юного Туллиуса, она бы исполнила роль женщины легкого поведения, как именуют эту роль некоторые особы, и это спасло бы юного Беренгельда от пропасти, к которой он неуклонно продвигался.

Но, соприкоснувшись с благородной душой Беренгельда, устремленной ко всему, что есть прекрасного и возвышенного, маркиза не могла не испытать на себе ее влияния, отчего и чувства их также несли печать идеального. Госпожа де Равандси, забыв все обстоятельства своей прошлой жизни, предавалась неизъяснимому удовольствию составлять счастье мужчины, впервые оказавшегося достойным ее; к сожалению, она встретила его слишком поздно. Она была достаточно утонченна и умна, чтобы не заметить, что Беренгельд не любит ее любовью духовной. Чтобы помешать ему понять это, она постоянно поддерживала его в состоянии экзальтации; зная, какую власть над ним имеют ее упоительные ласки, она мгновенно исполняла любое его желание, не утрачивая при этом ни собственной воли, ни достоинства. Подобное подчинение не соответствовало ни ее складу ума, ни независимому характеру, ни свободным манерам, однако только на первый взгляд: опытная любовница всегда умеет остаться госпожой.

Замок Беренгельд казался Туллиусу и его обворожительной подруге единственным обитаемым местом во Вселенной; дни свои они проводили в сладострастных наслаждениях, тем более длительных, чем больше ума и изысканного вкуса они в них вкладывали; часы отдохновения были заполнены занимательными беседами. Казалось, маркиза была сведуща во всех науках; внимание, с которым она слушала своего юного друга, необычайно льстило ему. Госпожа Беренгельд сияла от радости. Нежная мать была счастлива, особенно когда думала о том, что наконец-то ее сын забыл о своем опасном желании отправиться в армию, куда прежде он столь страстно рвался.

Свято веря в силу клятв, юный Туллиус с присущим ему постоянством полагал, что связь их будет длиться вечно. Он всей душой прилепился к своей любовнице, она была для него всем, на ней сосредоточились все его привязанности. Его счастье полностью зависело от той упоительной радости, тех надежд и чувственных удовольствий, кои возбуждала в нем госпожа де Равандси. Сплетя своими тонкими пальчиками прочную сверкающую сеть, она опутала ею восторженного юношу, и тот ежеминутно заставлял ее клясться, что она будет любить его вечно.

Сама же она не раз со смехом рассказывала графине: «Ваш сын очарователен, он всерьез спрашивает меня, буду ли я любить его всю жизнь!..» — и хохотала до слез.

Серьезной увлеченности, доступной исключительно душам чувствительным, сопутствуют удовольствия кристально чистые и возвышенные, отличающиеся от заурядных удовольствий так же, как отличаются египетские пирамиды от жалких сооружений современности. Однако не станем забывать, что подобная увлеченность является источником мучительных терзаний и гибельных падений. Тот, чье сердце воспламеняется от переполнивших его идеальных чувств и бьется ради благородной цели, стремится только к совершенству, и, следуя своему предназначению, влекущему его к небесам, он или витает в заоблачных высотах, или низвергается в пучину страданий, ибо середины, разделяющей крайности, ему узнать не суждено.

Как мы уже говорили, Беренгельд, достигнув какой-либо цели и познав все свойства увлекшего его ум предмета, начинал скучать и даже испытывать отвращение к некогда занимавшей его вещи. Не будучи знатоком человеческой души, госпожа Беренгельд была спокойна за ближайшее будущее сына. Но отец Люнаде уже разглядел на сверкающем горизонте едва заметное облачко.