— Друг мой, я люблю тебя, и я никогда не сомневалась в твоей любви. Видишь, я забыла о своей девической гордости и открыто признаюсь тебе в своих чувствах. Знай же, что, ожидая тебя все эти долгие годы, я не считала себя жертвой, потому что люблю тебя; вот уже несколько дней я с радостью приезжала сюда и ждала тебя.
Слушая нежные признания Марианины, Беренгельд задумался; его внезапно посуровевшее лицо ужаснуло девушку, и она, схватив Туллиуса за руку, воскликнула:
— О Туллиус! Скажи мне, что ты меня любишь, скажи, что я по-прежнему дорога тебе! Ведь ты же любишь меня, правда?..
Пребывая на вершине блаженства, генерал смутился и, не решаясь взглянуть на Марианину, устремил взор в сторону Тюильри, куда уже умчались его офицеры.
Этот устремленный вдаль взор, о причине которого Марианина не догадалась, разбил ей сердце.
— Если ты покинешь меня, Туллиус, я умру! Да, умру! А если после моей смерти случай приведет тебя в маленькое селение у подножия Альп, ты сможешь сказать: «В природе все меняется, но здесь когда-то билось сердце, чьи чувства, раз возникнув, всегда пребывали неизменными; и это сердце билось ради меня!» Угрызения совести будут моей единственной местью тебе.
И слезы ручьями потекли по прекрасному лицу нежной влюбленной.
Генерал порывисто схватил руку своей подруги и, оросив ее слезами, запечатлел на ней пламенный поцелуй; затем, не оборачиваясь, он галопом поскакал догонять свой штаб; этот поцелуй вернул Марианину к жизни.
Девушка приказала ехать в Тюильри: она хотела еще раз взглянуть на генерала, готовившего свои полки к императорскому смотру.
— Ты только посмотри, Жюли, как он прекрасен!.. Он очень изменился с тех пор, как покинул горы, и я не знаю, в каком обличье люблю его больше.
Император объехал войска и вместе с генералом отправился во дворец.
Марианина, опьяненная страстью и пылающая неугасимым любовным огнем, который в течение пятнадцатилетней разлуки глухо тлел под покровом невысказанных мыслей и желаний, вернулась к себе и принялась наблюдать за особняком генерала, дабы не пропустить, когда Туллиус вернется из Тюильри.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
В одиннадцать часов вечера к воротам дома Марианины галопом подкатила карета; повинуясь внутреннему голосу, девушка бежит вниз; она слышит шаги Беренгельда, он поднимается по лестнице… И вот они уже заключили друг друга в объятия!..
— Туллиус, — воскликнула Марианина, заливаясь слезами от счастья. — Это ты, мой Туллиус, о, как долго я ждала тебя.
— Марианина! Нежная и верная моя Марианина!..
Только что в Тюильри, в кругу людей, приближенных к императору, генерал услышал, как один из сенаторов рассказывал о мадемуазель Верино, упорно отвергавшей все предложенные ей партии, и… — тут сенатор многозначительно посмотрел на Бонапарта, — заявившей, что не выйдет замуж, даже если ей прикажет его величество.
Ощутив себя на вершине блаженства, Беренгельд быстро покинул дворец и бросился к Марианине, дабы припасть к ее стопам. Девушка была слишком счастлива, чтобы упрекать своего милого друга за молчание, за то, что он не написал ей ни строчки, хотя весточка от него могла бы стать утешением ее истерзанного сердца. Сейчас она нежно и восторженно смотрела на него, сжимая его руку в своей руке: ей казалось, что они расстались только вчера и за плечами у них не стояли долгие годы разлуки. Сердца их переполняло юное чувство; несмотря на время, расстояние и перемену мест, оно нисколько не потускнело, и влюбленные, забыв обо всем, изливали друг другу свои души.
— Марианина, — произнес наконец генерал, — твоему отцу приказано прибыть в Париж и занять должность главного управляющего канцелярией, а я, любимая моя, скоро уезжаю: император отказался принять мою отставку. Он повелевает мне ехать в Россию, дабы предотвратить расползающиеся дурные слухи. Когда я вернусь, Марианина, а я уверен, что это случится очень скоро, я женюсь на тебе.
Наградой Беренгельду был взгляд, и какой взгляд!
— Клянусь, — продолжал он, — что у меня больше не будет никаких женщин, кроме тебя… и, хотя я не могу вложить в свои слова тот юный пыл, с которым некогда прекрасная дева из предгорий Альп поклялась мне в том же, в чем сейчас клянусь тебе я, поверь, мое слово от этого не станет менее надежным.