Белый дракон
Столетний старик и двадцать первый век
– Всё дело в выборе. Мы все делаем выбор. Даже я в своей старости. Ведь… от него зависит наше будущее – то, как мы проведём своё время после смерти. Может быть и нет никакой смерти. Думаю так, но, возможно, я не прав… Обычно пытаюсь делить всё на сто, но, выводов для себя найти, не получается! Сколько лет не пытался… сколько не пережил, не могу понять почему это так сложно. Выбирать каждый день свой путь, опираясь на то, чего возможно и не существует. Ты, наверное… тоже… большую часть жизни не была в чём-то одном, может в Бога верила когда-то, или во что вы там верите. Ваше поколение, кажись, вообще нигде не верит, ни в обществе, ни с самим собой дома, где никто не видит, и можно не стыдиться своего искреннего. Вы словно роботы, вам и помощи не надо, сами с усами. Я считаю… – вера, и выбор и потраченное время это всё рассудит наша концовка. Я к ней готов, какая бы она не была…
Старику с неделею назад исполнилось сто лет. Он был одним единственным из всех своих друзей и приятелей, сверстников, которые смогли прожить так долго, из-за чего, иногда гуляя по улице медленными и тяжёлыми шагами, он находил себе собеседников как минимум на двадцать лет младше.
Сегодня был тот самый пятничный день, когда его внучка – психолог, которой уже скоро исполнится сорок пять принимала дедушку у себя в кабинете. В остальное время, а это было почти каждый день – она говорила, что работает, занята, потому и не могла навещать. Он же был не прочь хоть куда отправиться, чтобы провести время с одной из последних родственных себе душ.
– Дедуль, мой хороший, ты радоваться должен. Дожил до стольких лет. Столько всего увидел. Это ли не ценно?
Старик покосил взгляд и поджал губы. Делал так от того, что хотел всем своим видом показать несогласие. По-другому он уже не умел. Последние двадцать лет был сложным человеком: – что не скажет кто, – сразу начнёт оспаривать. С ним невозможно было даже обсудить погоду, каждый раз был уверен в переменчивости, каждый раз ждал подвоха, и, как ему самому казалось, знал всё наперёд. Смысла не видел в дискусии.
– Я устал, пойду, – сказал он внучке и встал с кресла для посетителей. Порой ему казалось, что он приходит, ради этого удобного кресла, дома такого нету, а это было ровным и в меру мягких.
Они быстро распрощались – это был сухой жест руки, так как старик ненавидел объятья. Сколько раз он обнимал человека, родного или нет и тот скоро умирал или пропадал неизвестно куда. Сам он тоже боялся принимать объятья, потому что страшился той же участи.
На улице был летний день, жара после полудня разбавилась потоком западного ветра. Людей было не много – необычно для пятницы. Такое можно назвать феноменом для наполненного людьми городка, разраставшегося уже который год новыми домами и семьями.
Старик медленно ковылял по одной из таких улиц, делал это немного наклоняясь опираясь на трость – свою лучшую подругу уже как несколько лет. До его дома было относительно не далеко, пару поворотов и дворик -пространство заветного покоя и тишины. Он не пытался спешить к дому. Оказаться на улице, для него, было целое дело, да ещё в такую прелестную погоду, и что бы расфуфыренная молодёжь и их родители не носились туда-сюда было большой редкостью. Сегодня была ценная каждая минута, спокойно прогулки и мягкой погоды.
В одно мгновение что-то переменилось. Старик выпрямился и стал моложе на несколько лет, взял свою трость в руку и понёс её, как ручку чемоданчика, будто и не нужна она была вовсе. Лицо его преобразилось, глаза стали шире и некоторые морщинки изгладились. Движение его немного ускорилось, он, так же не торопясь наступал, но иначе – вальяжно, будто и позабыл про тяжёлые ноги и уставшее тело.
На встречу ему шла женщина лет тридцати пяти. В её карих глазах читалась частичка прожитой жизни, сохраняя при этом не принуждённую лёгкость. Натуральная, почти без макияжа на лице, как когда-то давно в молодости старика. Белобрысая, стройная и идеальная словно кто-то специально смешивал крови самых красивых людей, дабы родить такое чудо, одетое в обтягивающий спортивный костюм.
Она несла увесистую сумку отчего немного косилась на правый бок.
Старик приближался к ней и с каждым шагом становился все прямее и величавее. И ссохшаяся кожа его посветлела, и лицо преобразилось, как полвека назад, грудь стала шире в двое, руки покрепчали. Сердце застучало сильнее. Осталось пару шагов.
Он остановился и поднял свободную руку, как бы преграждая ей путь.
– Девушка, давайте я вам помогу! – сказал громко, словно молодой благовоспитанный паренёк, проистекая в натянутой улыбке свежести.