Выбрать главу

Гильом Карль, или Каль, который будет выступать в роли капитана «Жаков» в их последних боях и который первым догадался установить тактические отношения с парижской революцией, изначально принял роль вожака, только чтобы его не убили. Высокий, сильный, красноречивый, этот красивый и отнюдь не глупый крестьянин был, тем не менее, лишь одним из случайных вожаков, которые водили на грабеж неорганизованные орды, быстро разраставшиеся за счет любителей половить рыбку в мутной воде. Карль прежде был солдатом и, когда будет командовать во время сражения, попытается применить какие-то зачатки тактики, но ему придется лишь сожалеть об отсутствии дисциплины у людей, которые не имели даже представления о военной организации. Чаще всего он будет не в состоянии провести совместную операцию. Такой была реальность Жакерии: сколько восставших деревень, столько и ватаг.

Большинство тех, кого опьяняла собственная дерзость, считало, что надо спешить. К порядку вернутся без долгих церемоний, и они это знали. Так зачем сдерживаться?

Несколько дней царил террор. Кровь проливали без причин. Даже очевидцы, больше всех симпатизирующие народным движениям, даже те, кого меньше всего можно заподозрить в привязанности к установленному порядку, наперебой сообщают о бессмысленной жестокости «жаков». Так, приор монастыря кармелитов с площади Мобер, Жан де Венетт, о котором мы знаем, что он обычно не скрывал сочувствия к обездоленным, пишет:

И всех знатных мужчин, каких только встречали, даже собственных сеньоров своих убивали и уничтожали без жалости.

Не довольствуясь этим, дома и крепости дворян сравнивали с землей и, что еще более достойно жалости, знатных дам и малых детей их, которых встречали, предавали мучительной смерти[66].

Хорошо осведомленный благодаря рассказам очевидцев, льежец Жан Ле Бель не скрывает ужаса и множит примеры, не желая рассказывать всего:

Никогда не осмелюсь ни написать, ни рассказать как об ужасах, так равно и о непристойностях, каковые они творили с дамами. Среди прочих недостойных деяний они убили рыцаря, насадили его на вертел и поджарили. Это видели дама и дети.

После того как десять или двенадцать из них изнасиловали даму, они силой ее заставили его есть. Потом они ее умертвили злой смертью.

Неписаный средневековый кодекс чести защищал женщин и детей. Тем более возмутительным выглядело такое насилие в глазах современников. Но, правду сказать, странным казалось и то, почему люди, знающие военное ремесло и в какой-то мере защищенные стенами своих замков, даже не подумали защитить себя и свою семью от банд простолюдинов, бесспорно, неспособных три дня осаждать крепость.

Они вошли, гурьбой, без иного оружия, кроме палок с железными наконечниками и ножей, в дом одного рыцаря. И вломились в дом и убили его, и его жену, и его детей. Потом дом сожгли.

Позже они пошли в один крепкий замок и поступили того хуже, ибо взяли рыцаря и весьма крепко привязали, и изнасиловали на его глазах даму и дочь. Потом они убили даму, беременную, и дочь, потом рыцаря и всех детей. И сожгли замок.

Так они поступили во многих замках и добрых домах.

Наваррец против «жаков»

Дыхание ужаса, пронесшееся над парижским регионом и прежде всего над равниной «Франции»[67], ощущением общего интереса быстро объединило тех, кого ранее сделали противниками непостоянство и поражение короля Иоанна. Карл Злой был достаточно умен, чтобы понимать: аплодисментов на парижских улицах недостаточно, чтобы сформировать для него политическую ситуацию. Он был жертвой Валуа, но это же не программа управления. Карл догадался, что лучший шанс для него — договориться со знатью. Ведь знать искала вождя, чтобы ответить на неистовства простолюдинов, и каждый, естественно, думал, что это место должен занять принц. Король Наваррский был слишком королем, чтобы не подумать, несмотря на все свои предубеждения против короны Валуа, что он выиграет все, превратившись в поборника порядка. Тем он привлек на свою сторону знать и дешево купил признательность бюргеров, достаточно состоятельных, чтобы не чувствовать беспокойство, когда жгут усадьбы и убивают их владельцев без долгих выяснений, принадлежат ли они к старинной знати или нет. Что касается купцов, то от небезопасности на дорогах они теряли все; тот, кто позволил бы возобновить движение обозов, заслужил бы их уважение.

Хитрый Наваррец хорошо знал, что его вмешательство в дело даст ему еще и возможность выступить в качестве принца крови. Тем самым он демонстрировал и неспособность регента взять на себя роль военачальника, которая была тому слишком не по душе. Когда король в плену и побежден, а дофин не в состоянии сражаться, то второстепенный персонаж, роль которого Наваррцу отвели его кузены Валуа, заслуживает внимания зрителя. Карл был достаточно ловок, чтобы упустить такой случай.