Регент прибыл в Париж вечером следующего дня, 2 августа. У Карла была привычка демонстрировать притворное доверие: он въехал в город с небольшим эскортом. История с англичанами короля Наваррского послужила ему уроком: он оставил за воротами наемников, которых сам набрал в Германии. Он предпочитал иронию, а не оружие.
Когда проезжал он по улице, некий негодный и дерзкий предатель, побуждаемый чрезмерным высокомерием, молвил столь громко, что он мог это слышать:
— Ей-богу! Поверили бы мне, вы никогда бы не въехали. Но, клянусь, вам еще достанется!
И когда граф де Танкарвиль, ехавший прямо перед ним, услышал сии слова и хотел убить негодяя, добрый государь сдержал его и ответил, улыбаясь, словно не придавал этому значения:
— Вам не поверят, прекрасный сир…
По видимости, регент простил простой народ. Предводители так дешево отделаться не могли. Была назначена следственная комиссию, в которую вошли представители парламента и королевские бальи. С самого прибытия дофина начались казни. Они по-прежнему были излюбленным зрелищем зевак. За четыре дня скатилось восемь голов. Один из осужденных, капитан Лувра, сказал «немало дурных слов» по адресу короля Франции и его сына; ему отрезали язык, прежде чем отрубить голову.
10 августа все закончилось. Канцелярия скрепила печатями жалованные грамоты, даровавшие коллективную амнистию. Через неделю в Дом с колоннами пришло письмо из Лондона: король Иоанн благодарил парижан за то, что они здраво отреагировали на события, «изобличив и раскрыв измену и злые намерения каждого».
Мало было официальных репрессий — к ним добавилась личная месть. Сообразительных царедворцев вознаграждали за верность имуществом, конфискованным у тех, на кого они доносили. Таким путем братья Брак, беззастенчивые денежные воротилы и спекулянты, не отличавшиеся ложной скромностью, сколотили солидное состояние, хотя глас народа уже десять лет тщетно обличал их самих. Что касается канцлера короля Наваррского, которого нельзя было казнить как каноника, то его убили неизвестные, когда его перевозили из одной тюрьмы в другую…
Когда в октябре регент хотел возобновить следствие и отдать под суд новых подозреваемых, парижане заволновались. Карл был достаточно чуток, чтобы понять, что заходит слишком далеко. Сделав, чтобы не потерять лица, вид, что продолжает это дело, он стал его затягивать. В конечном счете подозреваемых отпустили.
Впрочем, настало время подумать о другом. Дофин победил по всем пунктам, причем в момент, когда он уже считал, что все потеряно. Уже давно прекратили говорить о реформе в королевстве. «Делегатов» оставили, чтобы собирать королевский налог, но теперь обходились без Штатов — отныне «делегаты» будут назначаться королевской властью.
Попытка установить опеку нации над монархией не удалась. Когда через несколько лет снова заговорят о выборах членов парламента и даже канцлера Франции, эта идея будет отражать стремление к сплоченности корпораций государственных служащих. Это будет победа кооптации, а не демократии. Как и в 1358 г., когда он был регентом, Карл V в дальнейшем всегда будет править, опираясь только на философию своих советников.
Следует ли сказать, что этот хрупкий молодой человек железной рукой насадил реакцию именем королевской власти? Конечно, нет. В соответствии со своим характером Карл лавировал, хитрил, выдергивал отдельные нити, пользовался случаем, рассчитывая, что время все уладит. Проницательный наблюдатель событий, он умел их направить, не пытаясь им противодействовать. Тем не менее он считал, что проиграл партию, и в самом деле едва не проиграл ее. В этом уже был весь Карл V: больше чувства меры, чем героизма, и умение мудро выжидать. У «жаков» был свой шанс, и парижские бюргеры не любили слишком затянувшиеся авантюры.