Эдуард III осознал, что зря в течение этих восьми лет забывал об обмене отказами, благодаря чему теперь Карл V был на коне. Он предложил наконец произвести этот обмен, добавив, что готов согласиться на арбитраж короля Франции в споре между принцем Аквитанским и его мятежными вассалами, лишь бы Валуа выступил в роли арбитра, а не судьи, разбирающего апелляцию. Эдуард жертвовал настоящим, чтобы спасти будущее. Его предложение осталось без ответа. Карл V не попался на удочку. Ведь он как раз искал войны.
Кстати, он готовился к ней энергично и прежде всего наполнил казну. В феврале 1369 г. Штаты Лангедока вотировали субсидию. В Лангедойле каждый триместр взимали подымную подать, вотированную шесть лет назад, чтобы платить компаниям за уход из местности. Такие налоги, как габель на соль, эд на вино и товары, собирали по-прежнему — официально на выкуп Иоанна Доброго. Но больше уже никто не отказывал французскому королю в средствах на управление страной. Налог по-прежнему взимали «делегаты» образца 1355 г., но после падения Этьена Марселя это были исключительно королевские чиновники. Никого не обманывало слово «экстраординарный», каким продолжали называть налог: Карл V создал на местах постоянную администрацию для оценки базы обложения, взимания налогов и их распределения. Финансами управляли «генералы по вопросам эда, введенного для войны». Казначеи и военные казначеи, выбранные как компетентные администраторы и финансисты — Жан Ле Мерсье, Этьен Брак и некоторые другие, — обеспечат регулярную выплату жалованья войскам и, чтобы не тратить денег зря, реальный и почти постоянный контроль численности личного состава.
Восстановление стабильной монеты значительно облегчило набор в армию. Франк, введенный в 1364 г. и стабилизированный в 1365 г., с тех пор не колебался, и жалованье, которое предлагал французский король, осталось неизменным в течение всей войны. Франк делался из чистого золота и стоил двадцать су. Грош — из чистого серебра и стоил пятнадцать денье. Воины доверяли этим монетам.
Готовясь к войне, дошли даже до организации «военной подготовки» резервов. Провели перепись арбалетов. Король поощрял состязания по стрельбе из лука. Строго инспектировали состояние укреплений городов и замков.
Герцог Анжуйский уже сосредотачивал армию для войны на фронте Лангедока, герцог Беррийский — свою для войны на фронте Пуату.
Эдуард III накануне войны предпринимал не менее лихорадочную активность. Конечно, его старший сын не угрожал Карлу V явиться в Париж на суд с шестьюдесятью тысячами воинов, как рассказал Фруассар, пытавшийся, как он часто делал, сделать реплики своего героя покрасивей, но Черный принц был вынужден собирать сильную армию. Зимой из Англии были направлены подкрепления.
Более деликатным оставался вопрос денег. Эдуард III весной смог на всякий случай выслать довольно большую сумму — около 130 тысяч турских ливров — принцу Аквитанскому, чтобы позволить ему набирать солдат на материке, не прибегая к подымной подати, причине мятежа. Но английскому королю приходилось ежегодно объясняться с палатой общин, делавшей вид, что плохо понимает, как это независимая Аквитания, имеющая собственное правительство и свои ординарные и экстраординарные ресурсы, не может обороняться, не обрывая пуповины, связывающей ее с английским казначейством. Эдуард III ежегодно был вынужден добиваться разрешения, чтобы взимать налог с экспорта шерсти, дававший ему основной доход. Палата общин довольно плохо отнеслась и к испанскому походу. Как она воспримет идею новой войны за ту самую Аквитанию, в отношении которой английские купцы полагали, что она поглощает больше денег, чем приносит?
Ответ был получен в июне, когда депутаты уже констатировали, что король не в состоянии оспаривать их условия. За вотирование налога он должен был уничтожить «этап» в Кале, иначе говоря, допустить свободу внешней торговли. Потом эпидемия чумы, обрушившаяся на Англию летом 1369 г., на добрую четверть сократила доход от предоставленного таким образом налога, очень тесно связанного с экономической активностью. Положение исправилось только благодаря помощи папы: духовенство выплатило десятину.
В течение недель, остававшихся до войны, англичанин уже не знал, что делать, и мог сожалеть, что проявил в Бретиньи такую алчность. К моменту, когда Ланкастер был готов идти в Бордо с сильной армией — пятьсот латников и шестьсот лучников, — взбунтовался Понтьё. К тому времени легист Гильом де Дорман, брат канцлера и сам будущий канцлер Карла V, объехал эту область и вошел там в контакт с нотаблями Абвиля, Рю, Сен-Валери, Ле-Кротуа. 29 апреля Абвиль открыл ворота командиру французских арбалетчиков Югу де Шатийону, при котором было шестьсот «копий». Через неделю люди короля Франции контролировали весь Понтьё — землю, полученную Эдуардом III в наследство от бабки и признанную за ним в Бретиньи. Английские гарнизоны только и добились, что права свободно уйти, забрав свои вещи!