Принцы выдвинули несколько упреков, чтобы не получилось, что они приехали зря. Они обсудили приданое Марии Гельдернской. Они заверили людей короля в своей преданности короне.
Что они могли сделать? Иоанн V Бретонский так и не явился на собрание, а могуществом Карла VII пренебречь было нельзя. Каждый выдвинул перечень своих претензий. Это был длинный ряд справедливых критических замечаний по адресу правительства, неумелого во многих отношениях, и частных притязаний, отражавших все оттенки недовольства феодалов. Принцы прежде всего требовали, чтобы с ними советовались в государственных делах.
И крупные феодалы нарисовали противоречивый образ королевской власти, достаточно сильной, чтобы обеспечивать порядок и процветание, и достаточно слабой, чтобы свою политику она должна была обсуждать с принцами, а образ действия — с Генеральными штатами.
У Карла VII и его советников хватило мудрости не отвергать этот меморандум. Они ответили по пунктам. Ответ прежде всего давал понять, что волнения вельмож только усугубили беспорядок во Франции. Король очень хочет «изгнать всех, кто творит грабежи», но обладает скудными средствами для этого. Если он не смог принять нужные меры, то потому, что «ему чинили много помех». Создатели последней «помехи» поняли, что имелось в виду.
В остальном совесть короля была чиста, и он оправдывал себя перед каждым из жалобщиков, при случае даже отпуская колкости по адресу герцога Бургундского. В его Совете есть нотабли, принадлежащие ко всем вчерашним партиям: о расколах Франции забыто. Конечно, в Совете Карла VII бывших бургундцев было больше, чем бывших арманьяков в Совете Филиппа Доброго. Этот аргумент позволил королю ответить на главную претензию участников лиги — требование допустить их к реальному управлению королевством.
Король воздержался от того, чтобы нападать, судить, выносить приговоры. Он сделал вид, будто верит в верность принцев. Те оказались вынуждены сохранить верность. Они разъехались.
Пенсии, которые одну за другой выдавливала из себя королевская казна, обеспечили политический мир. Их преимуществом было то, что их в любой момент можно было отменить, что это были не уступки земель. Таким образом Карл VII помог Карлу Орлеанскому выплатить недоимки за выкуп, щедро вознаградил за службу Дюнуа, помог Рене Анжуйскому выправить его финансовое положение. Смерть Иоанна V Бретонского и восхождение на престол его брата Франциска I в 1442 г. окончательно повернули герцогство в кильватер политики французского короля. Дофина Людовика послали подчинить Жана IV д'Арманьяка, который вторгся в Комменж и отрекся от своего оммажа королю.
Единственным, кто не сделал из этого выводов, был «милый герцог» Иоанн Алансонский, который столь действенно послужил Карлу VII в мрачные времена Буржского королевства и который теперь в поисках лучшей участи стремился к союзу с англичанами.
День ТартасаУ Карла VII были развязаны руки, чтобы снова заняться англичанами. После снятия блокады с Иль-де-Франса, казалось, приходит время нанести удар по Гиени. Крепость Тартас на правом берегу Адура была в 1441 г. взята англичанами, но она принадлежала дому Альбре, и договор, устанавливавший на двадцать лет власть англичан над домом Альбре, оставлял шанс королю Франции: на 1 мая 1442 г. был назначен «день». Пока этот день не настал, старший сын Шарля д'Альбре оставался в заложниках у англичан. Если Карл VII соглашался на «битву» в рыцарском смысле слова, судьба Тартаса и сеньории Альбре должна была решиться силой оружия.
Шарль д'Альбре, за которым по пятам следовал сомнительный Жан IV д'Арманьяк, был единственной надеждой французского короля между Тартасом и Нераком, на левом берегу Гаронны. Утратив его, Карл VII потерял бы лицо и в то же время всякую возможность заключить тыловой союз против английской Гиени. Лично выступить в «день» Тартаса — в конечном счете перенесенный на Иванов день, — значило неизбежно потерять много времени. Не идти значило лишиться уважения баронов. После Прагерии и собрания в Невере такое уклонение было бы роковым.
Королевская армия собралась под Лиможем. Заняли Ангумуа, где Дюнуа умело выступил посредником и добился ухода компаний — в частности, компании Гио де ла Роша, — державших крепости гораздо в большей мере для себя, чем ради англичан. 8 июня 1442 г. король с большой помпой вступил в Тулузу. Балдахин несли капитулы. Присутствовал граф д'Арманьяк наряду с Гастоном де Фуа и Шарлем д'Альбре. Дело начиналось с политического успеха — непрочного, но все-таки успеха.