С продолжением военных действий у Карла VII возникли затруднения. Война не прекращалась с предыдущего лета, и казна опустела. Жак Кёр ссудил сорок тысяч экю. Позже оказалось, что для этого ему самому пришлось влезть в долги.
21 июля сдался Фалез. Там обнаружили Талбота, который еще раз спас свою свободу, пообещав — шел Святой год[103] — отправиться в паломничество в Рим. Через три дня капитулировал Домфрон. Последней английской крепостью был Шербур, для осады которого пришлось использовать всю мощь королевской артиллерии. Братья Бюро установили бомбарды даже на взморье, где на пушки дважды в сутки приходилось надевать кожаные чехлы, чтобы они не пострадали от прилива. Шербур открыл ворота 12 августа.
Англичане отплыли к себе на остров. Ровно год назад, день в день, Дюнуа занял Понт-Одемер. Начав платить армии двенадцать месяцев в году, Карл VII порвал с традиционным циклом набегов и осад, каждый год начинающихся заново. Пятнадцать лет административных, финансовых и военных реформ наконец принесли свои плоды.
Ришмон был назначен губернатором Нормандии, Пьер де Брезе — великим сенешалем. Гильом Кузино стал бальи Руана, Робер Флоке — бальи Эврё.
Франсуа де Сюрьенн — Арагонец — добился, чтобы о его причастности к фужерскому делу забыли. Он присоединился к Карлу VII, честно отослав свой орден Подвязки Генриху VI. Он стал человеком победителя, который нуждался в таких солдатах. Ему нашли дело. В конечном счете Арагонец стал бальи Шартра.
Отвоевание ГиениВ Гиени для короля Франции дела обстояли хуже. Население ничуть не сочувствовало ему. Прагерия не слишком вдохновила баронов играть на руку тому, кто, в отличие от Карла V, уже даже не был их сувереном. Горожане знали, насколько их благосостояние зависит от торговли с Англией; свою враждебность они проявили еще при Карле V. Что касается духовенства, оно объединилось вокруг Пея Берлана. До какой степени нормандцы ощущали себя в оккупации, до такой гасконцы чувствовали себя хозяевами в своем доме. Единственное, за что они упрекали англичан, — за их отсутствие, равнодушие, а не за их присутствие.
Если бы им пришлось выбирать, гасконцы, несомненно, поколебались бы, вставать ли им на сторону короля Англии против короля Франции. Но, по их мнению, вопрос так не стоял. Лондонский король их почти не притеснял, и они боялись, став людьми парижского короля, потерять все. Они боялись королевского фиска, чиновников, говорящих на языке «ойль», судей, пропитанных парижскими обычаями, иностранных гарнизонов. Бордо чувствовал себя отчасти столицей, и бордосцы не хотели отказываться от этого ощущения. Жюрада[104] со времен Черного принца усвоила привычку обходиться без господина.
К тому же бордосцы поверили, что наступил мир. Перемирия принесли торговле очень ненадежное процветание, но это процветание было неподдельным. Только за зиму 1444/45 г. в Гулль вывезли тридцать тысяч бочек вина — для этого понадобилось нагрузить не менее ста тридцати шести судов. Сохранение привилегированных связей с Англией сочеталось здесь со свободным доступом к виноградникам верховий, уже занятых Валуа; перемирие предоставило этот доступ английским купцам. С 1444 г. бордосцы верили в сохранение мира, хоть и видели, что французский король вооружается. Их могло только разъярить возобновление военных действий, вину за которое они возложили на Карла VII.
Пока завершалось дело в Нормандии, Гиень выжидала. Французы — равно как и англичане — не могли по-настоящему вести войну на два фронта. Альбре и Фуа, которых вскоре сменил граф де Пантьевр, руководили операциями, не берясь за большие задачи: до полного покорения Нормандии это было бы преждевременным. Пали Коньяк и Сен-Мегрен, потом Молеон и Гиш, потом Бержерак и Базас. 1 ноября 1450 г. Арно Аманьё д'Альбре, сир д'Орваль, разгромил армию, набранную мэром Бордо. Ничто из этого не имело решающего значения.
Прибытие Дюнуа весной 1451 г. стало сигналом к началу настоящего штурма твердыни Ланкастеров. На сей раз в деле должны были принять участие Жан Бюро и его артиллерия. В мае пал Монгион. Через некоторое время, атакованный с суши и блокированный с моря, сдался Блей. Флот, который послали на выручку бордосцы, был рассеян, и его преследовали вплоть до широты Руайана. Ближе к 1 июня свои ворота открыли Бург, Либурн, Кастийон и Сент-Эмильон. В свою очередь пал Фронсак. Теперь Дюнуа контролировал устье Дордони. Он послал Жака де Шабанна в Антр-де-Мер.