Поэтому по окончании перемирия, в апреле, главный удар был нанесен бургундцами. Поскольку король Франции не передал своему бургундскому кузену, как оговаривали условия перемирия, крепость Компьень, то Филипп поручил своему капитану Жану Люксембургскому, брату епископа Теруаннского, захватить ее силой. Захватив кое-какие подкрепления, Жанна 13 мая бросилась туда. Осаждающий, еще не замкнув кольца окружения, расположил свои войска отдельными группами на западном берегу Уазы. Через десять дней была организована вылазка с участием Жанны, чтобы захватить одну из этих групп врасплох. Французы, увлекшись грабежом, замешкались и дали время врагу собрать свои войска, отчего тот обратил их в бегство и резко бросился в погоню. Чтобы вместе с его людьми в крепость не проникли и англо-бургундцы, Гильом де Флави был вынужден запереть ворота прежде, чем вернется весь отряд. Жанна, не понявшая причин отступления, отстала; она была захвачена одним бургундским рыцарем и передана Жану Люксембургскому.
Весть об этом очень быстро дошла до буржского короля. В землях на Луаре она вызвала ошеломление и подавленность. Как водится в подобных случаях, пошли разговоры об измене, раздавались обвинения в адрес королевских советников. Но, несмотря на все их мелочные свары, Жанна была им слишком полезна, чтобы они могли намеренно отправить ее на гибель. В защиту пленницы произошло несколько трогательных выступлений народа и клириков, никак, естественно, не повлиявших на события. Среди англо-бургундцев, в Париже, где тон задавал кабошьенски настроенный университет, в Руане, откуда теперь на всякий случай управляли королевством Бедфорд и его совет, раздались, наоборот, крики радости и призывы к отмщению. Магистры университета написали герцогу Бургундскому, попросив его выдать пленницу инквизиции, имевшей право сжигать еретиков. Пьер Кошон в качестве епископа Бовезииского требовал отдать ее под его церковный суд, потому что Жанна попала в плен на территории его епархии. Он, конечно, не склонил бы к этому ее тюремщиков, если бы одновременно в качестве советника английского короля не предложил последнему купить ее за десять тысяч ливров, взяв их из субсидий, вотированных Штатами Нормандии. Жан Люксембургский был небогат. К середине ноября, когда посланные дофином подкрепления вынудили его снять осаду с Компьеня, он согласился на сделку. Жанна после пребывания в разных замках, побывав в заключении в Аррасе, была через Дрюжи, Ле-Кротуа, Сен-Валери и область Ко перевезена в старинную цитадель столицы Нормандии. Англичане, считая церковные тюрьмы не слишком надежными, предпочли стеречь ее сами.
После того как пленение Девы, казалось, положило конец цепочке катастроф, политика Бедфорда приобрела более четкие очертания. Прежде всего надо было нейтрализовать моральный эффект коронации в Реймсе. Генрих VI был законным, но некоронованным королем Франции. Крайне спешно решили его показать континентальным подданным. В начале июня 1430 г. этот ребенок со своими английскими советниками и опекунами поселился в Руане. Официально регентство Бедфорда кончилось — король правил сам, и герцогский совет преобразовался в королевский. Потом решили провести коронацию. Но Реймс оставался недоступным, а его архиепископ держал сторону Валуа. Вот почему, вопреки почитаемому обычаю, церемония прошла 17 декабря 1431 г. в Париже, в соборе, подчиненном простому епископу, а не в центре архиепископства, освященном памятью святого Ремигия[122]. Этого хватило, чтобы в глазах набожной толпы помазание, миро для которого брали не из священной мирницы, стало недействительным. Когда Генрих VI после двадцати месяцев пребывания во Франции вернулся к себе на остров, он не приобрел ни одного дополнительного приверженца и не подогрел энтузиазма собственных сторонников.
Большего ожидали от процесса Жанны. Если бы удалось доказать, что провидица была потаскухой, ведьмой и посланницей дьявола, смешным бы стал выглядеть и слишком легковерный дофин, который неосторожно доверился ей и раструбил о ее подвигах под Орлеаном, при Пате, в Реймсе. Его временные успехи объяснялись бы помощью одиозной пары — преступного бастарда и развратной чародейки. Делу Карла VII был бы нанесен удар, от которого, как очень надеялись англичане, он бы уже не оправился. Наконец, нужно было, чтобы приговор выглядел респектабельно, чтобы суд оставлял впечатление беспристрастного. А случаю было угодно, чтобы дела веры находились в ведении церковных судов, где совместно заседали местный епископ и инквизитор-доминиканец. И возглавлять судебное разбирательство поручили именно Кошону, хоть он и был изгнан из своей епархии вследствие продвижения арманьяков. Дело представлялось ему важным и достойным того, чтобы его торжественно обставить; он окружил себя массой заседателей, советников, адвокатов, следователей. Он выбрал их среди руанских каноников, аббатов крупных нормандских монастырей, виднейших богословов и докторов канонического права из Парижского университета. Все они были преданы Бедфорду и делу Ланкастеров. Но даже если весь процесс нам представляется набором низких поклепов и отвратительной чуши, не будем полагать, что все эти люди продали свою совесть или трусливо поддались давлению власть имущих. Большинство из них, воспитанное в проанглийских или пробургундских чувствах, искренне верило: силу для помощи их врагам Жанна могла получить только от дьявола. Бедфорду не было надобности оказывать нажим на судей — они сами пошли ему навстречу; их раболепие и слепота объясняются всем их прошлым, особенно у Кошона, который в награду сразу после слушания дела получит перевод в епископство Лизье. По отношению к обвиняемой все эти люди испытывали только отвращение и ненависть. В ней их раздражало и шокировало все, вплоть до благородной простоты ее жизни, веселого остроумия ответов, достоинства, с каким она держалась.
У нас, современных людей, вызывает негодование жестокость этой судебной процедуры. Но это была обычная жестокость инквизиции, которая никого не трогала, когда от нее ежедневно страдало множество бедолаг, тут и там попадавших на костер из-за злобности общества, глупого тщеславия их обвинителей, недоверчивого фанатизма судей. Абсолютная секретность следствия и свидетельских показаний, о которых обвиняемый не знает; отсутствие какого бы то ни было адвоката для его защиты; все новые и новые допросы, проводимые заседателями, без устали сменяющими друг друга; пытки, угрозы или лживые обещания в расчете добиться новых сведений или вынудить подписать признание. В наше время обращение к подобной практике было бы расценено как возврат в варварство; едва политическая полиция начнет втайне ее применять, общественное мнение всегда быстро ее осудит. А в те времена ни судьи, ни общественность не знали подобной щепетильности. Они не понимали, что такими методами можно кого угодно заставить признаться в чем угодно. В своей гордыне ученых, искушенных в самой пустой болтовне, одержимые идеей, что под маской невинности везде прячется ересь, они были способны послать в огонь любого искренне верующего, не проявив ни малейшей снисходительности. В процессе не было нарушений ни по форме, ни по существу, но, начавшись, он мог закончиться лишь обвинением. Применяемые средства и приводимые доводы значили мало.
При дворе Валуа у Жанны были почитатели и приверженцы. Они ничего не сделали, чтобы ее спасти, и за это бездействие их сурово упрекали. Конечно, они не могли помыслить ни о том, чтобы прибегнуть к силе, ни о том, чтобы договориться о выкупе. Но чтобы остановить процесс в Руа-не или отсрочить исполнение приговора, законных средств вполне хватало. Реньо Шартрский мог затребовать к себе как в высшую инстанцию дело, неправомерно начатое его викарным епископом[123] Кошоном в соседней церковной провинции; по закону можно было апеллировать к папе или к собору, и Кошон, почитавший формальности, не мог бы отказать. Ничего этого сделано не было. Карл бросил Деву на произвол судьбы, хоть она и была ему полезна, рассчитывая заменить кем-нибудь из провидцев, которых было полно при его дворе. Открывшись 21 февраля 1431 г., процесс начался с четырехнедельных предварительных допросов, проводившихся либо в присутствии множества заседателей, либо в узком кругу, либо прямо в тюрьме. Из благородных ответов обвиняемой, то патетичных, то твердых, то веселых, то осторожных, то даже хитрых, легко было вывести любые еретические суждения; судьи и заседатели поднаторели в этой изощренной игре. Процесс как таковой открылся 27 марта и пошел по всем правилам; в последний момент не решились прибегнуть к пытке как к средству добиться более полных и убедительных признаний. Двенадцать высказываний было отправлено в Парижский университет, и его факультет декреталий и богословский факультет единодушно признали, что в этих заявлениях ощущается ересь. Но передавать в руки светской власти церковные суды могли только закоренелых еретиков. Поэтому, чтобы спасти ее от смертной казни, судьи добились от нее отречения от заблуждений. Напуганная мыслью о костре, ослабев от долгого заключения, 23 мая Жанна проявила мимолетную слабость. Толком не понимая, что делает, то плача, то смеясь, она подписала то, чего от нее требовали. Соглашалась на это она ради пожизненного заключения — не в качестве наказания, а в качестве покаяния.
122
Ремигий — епископ Реймский в 459-533 гг., крестил франкского короля Хлодвига (498 г.) елеем, который, по легенде, принес голубь с неба (прим. ред.).