Выбрать главу

Скит посмотрел на него, не узнавая. В его пустых глазах застыла полуулыбка.

— Уилл! — позвал Томас.

— Он умирает, Томас, — тихо проговорил отец Хобб.

— Нет! Черт побери, нет! Вы слышите? Он будет жить. Молитесь за него, черт бы вас побрал!

— Помолюсь, видит Бог, помолюсь, — успокоил Томаса священник, — но сначала нужно постараться его вылечить.

Помогла Элеонора. Она обмыла рану, и они вместе с отцом Хоббом сложили обломки черепа, как кусочки черепицы. Потом Элеонора оторвала лоскут от своего голубого платья и осторожно перебинтовала раненому голову, завязав концы под подбородком. Скит стал похож на старушку в платке. Пока Элеонора и священник перевязывали его, Уилл не издал ни звука, а если и ощущал какую-то боль, то ничем этого не выказал.

— Попей, Уилл, — сказал Томас и протянул ему взятую у погибшего француза бутыль с водой.

Скит его не услышал. Элеонора взяла сосуд и поднесла к губам Уилла, но вода потекла по его подбородку.

Уже стемнело. Сэм и Джейк развели костер, боевым топором изрубив на дрова французские копья. Уилл Скит сидел у огня. Он дышал, но этим все и ограничивалось.

— Я видел такое раньше, — сказал Томасу мессир Гийом. Он почти не говорил после битвы, но теперь сел рядом с Томасом и смотрел, как его дочь ухаживает за Скитом. Тот принял из ее рук пищу и воду, однако не ответил, когда она попыталась заговорить с ним.

— Он поправится? — спросил Томас.

Мессир Гийом пожал плечами.

— Я видел однажды, как человеку разрубили череп. Он прожил еще четыре года, но только благодаря присмотру сестер в аббатстве.

— Он будет жить! — убежденно воскликнул Томас.

Мессир Гийом поднял руку Скита, подержал несколько секунд и выпустил.

— Возможно, — проговорил он скептически. — Он был тебе близок?

— Он был мне как отец.

— Отцы умирают, — мрачно сказал рыцарь.

Он казался опустошенным, как человек, обративший меч против своего короля и нарушивший свой долг.

— Он будет жить, — упрямо повторил Томас.

— Спи, — сказал мессир Гийом. — Я присмотрю за ним.

Томас уснул среди трупов, на боевой позиции, где стонали раненые, а ночной ветер шевелил белые гусиные перья истыкавших долину стрел. Состояние Уилла Скита к утру не изменилось. Он так и сидел с пустыми глазами, глядя в никуда.

— Я разыщу графа, — сказал отец Хобб, — и пусть он отправит Уилла в Англию.

Войско вяло шевелилось. Сорок английских латников и столько же лучников похоронили в Креси в церковном дворе, но сотни французских трупов, за исключением принцев и высшей знати, оставили лежать на холме. Жители Креси, если захотят, смогут похоронить их сами, а Эдуарду Английскому не было до них дела.

Отец Хобб искал графа Нортгемптонского. Сразу после рассвета на подмогу уже разбитому войску прибыли две тысячи французских пеших ополченцев. В утренней дымке они приняли приветствующих их всадников за своих, но тут рыцари опустили забрала, взяли копья наперевес и пришпорили коней. Ими командовал граф Нортгемптонский.

Большинство английских рыцарей в предыдущие дни отказались от возможности сражаться верхом, но теперь, этим воскресным утром, их огромные жеребцы пробили кровавые бреши в рядах ополченцев, а потом развернулись, и всадники стали рубить уцелевших, сея панику. Французы побежали, а безжалостные англичане скакали вслед, рубили и кололи, пока не устали от бойни.

На холме между Креси и Вадикуром собрали множество вражеских знамен. Флаги были изорваны, а некоторые промокли от крови. Эдуарду принесли орифламму. Он свернул ее и велел священникам вознести благодарность. Его сын остался жив, битва была выиграна, и весь христианский мир теперь узнает, что Бог покровительствует англичанам. Король собрался провести весь день на поле боя, чтобы отметить победу, а потом хотел идти дальше. Его войско по-прежнему изнемогало от усталости, но теперь у солдат была обувь, и их ждала еда. Скотина мычала под ножами стрелков, солдаты несли еду с холма, где французское войско оставило свои запасы. Некоторые собирали в поле стрелы и связывали в охапки, а женщины грабили мертвых.

Граф Нортгемптонский вернулся на холм близ Креси довольный и разгоряченный.

— Разделали их, как баранов на бойне! — радовался он, а потом проехался вдоль холма, чтобы оживить переживания последних двух дней.

Граф остановился рядом с Томасом и улыбнулся стрелкам и их женщинам.

— Ты переменился, молодой Томас! — радостно воскликнул граф.

И осекся. Он увидел Уилла Скита, бессмысленного, как младенец, с перевязанной синим платком головой.