Вскоре после этого, примерно 18 февраля 1408 года, герцог Бургундский выступил на юг из Арраса в сопровождении вооруженного отряда численностью около 800 человек. Париж был в смятении. На дверях церквей появились плакаты и манифесты с требованием осуществить бургундскую программу реформ. Агитаторы организовывали публичные собрания. По перекресткам и площадям проезжали глашатаи, возвещавшие под звуки колоколов и труб о сменяющих друг друга ордонансах, с помощью которых орлеанистское большинство в Совете пыталось сохранить контроль над городом. Университет, всегда поддерживавший Бургундский дом, приобрел в пользование церковь аббатства Сен-Мартен-де-Шам на севере Парижа, и правительство было обличено в громогласных проповедях с его кафедры. 25 февраля Иоанн Бургундский достиг Сен-Дени. Герцоги Беррийский, Анжуйский и Бретонский выехали из города навстречу ему с письменным приказом, изданным Советом от имени короля, не входить в Париж с более чем 200 людьми. Иоанн пригласил их на великолепный пир, и отмахнулся от приказа. 28 февраля он триумфально въехал в город через ворота Сен-Дени. Его сопровождали два его брата, шурин граф Клевский и новый союзник герцог Лотарингский, который во время последней демонстрации силы Иоанна в 1405 году привел свои войска для поддержки герцога Орлеанского. Иоанн проехал по улице Сен-Дени в окружении, вооруженных до зубов, двенадцати пеших телохранителей и в сопровождении кавалькады из более чем тысячи вооруженных солдат, сформированных в баталии. Парижане толпились в прилегающих переулках и на перекрестках со своими семьями, как будто они были свидетелями торжественного въезда короля, ликуя и крича: "Ноэль!". Иоанн позаботился о своей безопасности. Бургундский отель был огражден со всех сторон блокпостами и гарнизоном из генуэзских арбалетчиков. Вскоре на этом месте начали возводить новый дворец, построенный с огромными затратами, в центре которого возвышалась знаменитая башня, в которой Иоанн проводил ночи. Эта башня до сих пор возвышается над улицей Этьена Марселя, единственная сохранившаяся часть парижского дворца герцогов Бургундских[297].
Утром 8 марта 1408 года, несмотря на попытки других принцев отговорить его, герцог Бургундский выступил с публичной защитой организованного им убийства на тщательно срежиссированной церемонии в большом зале отеля Сен-Поль. Зал был обыскан, все входы опечатаны, кроме того, через который зрители входили под надзором герцогской охраны. Сам Иоанн подъехал к дворцу, приветливо махая толпе, сопровождаемый кавалькадой дворян и доброжелателей, настолько большой, что арьергард процессии все еще выезжал из Бургундского отеля, когда авангард уже достиг дворцовых ворот. Король опять находился в отлучке, как это было с небольшими перерывами с начала января, а королева отказалась присутствовать. Председательствовал Дофин. Герцоги Беррийский, Анжуйский и Бретонский сидели вместе с ведущими представителями придворной знати на скамье рядом с ним. Не все из них были довольны своим присутствием. "Я здесь, чтобы служить королю, а не вам", — ответил герцог Бретонский, когда ему вручили приглашение от Иоанна Бургундского. На приподнятом над полом помосте в одном конце зала сидел прево Парижа в окружении сержантов Шатле, а вокруг него на ступенях расположились государственные служащие, весь королевский Совет и судьи Парламента. Напротив них на другом помосте стоял пресс-секретарь герцога Жан Пети в сопровождении канцлера герцога, офицеров и советников. Ректор, доктора и магистры Университета, около 400 приглашенных граждан Парижа и большое количество студентов и жителей, проскользнувших вместе с официальными делегациями, теснились в глубине зала. Сам Иоанн Бургундский вошел последним, один, в кольчуге под одеждой. Он молча поклонился собравшимся принцам, которые ждали на своих местах уже более трех часов. Затем он сел между герцогами Беррийским и Бретонским, и как записано в официальном бургундском отчете, "чему, упомянутый герцог Бретани, был не слишком доволен".
Жан Пети выступал перед собравшимися более четырех часов с неумолимой монотонностью. Его аргументы были представлены в форме силлогизма. Убивать тиранов — это "справедливо, законно и достойно"; Людовик Орлеанский был тираном, поэтому герцог Бургундский был прав, убив его. Большая часть последующих рассуждений была посвящена поддержке второстепенной предпосылки. Герцог Орлеанский был развратным, продажным тираном, к тому же прелюбодеем. Он занимался запрещенными черными искусствами. Но прежде всего он стал предателем, захватив контроль над правительством короля в своих собственных интересах, вводя ненужные налоги, чтобы набить собственные карманы. Однако его конечной целью был захват трона своего брата, так как он заключил договор с Генрихом Ланкастером о том, что они будут поддерживать друг друга в свержении своих государей и пообещал авиньонскому Папе поддерживать его в обмен на то, что тот одобрит это дело. Людовик околдовал короля магическими заклинаниями, чтобы продлить его болезнь и ускорить смерть, а когда это не удалось, он предпринял несколько попыток отравить его и организовал по меньшей мере одно покушение на жизнь Дофина. Он замышлял изгнать королеву в Люксембург, чтобы получить контроль над ее детьми. Как подданный и родственник короля герцог Бургундский не мог спокойно смотреть на эти бесчинства, да и закон этого не требовал. Когда государство оказывалось под властью тирана, каждый человек был вправе защищать общественные интересы, убивая его. "Из этого следует, — заявил Пети, — что мой господин Бургундский не должен быть обвинен в судьбе этого преступника герцога Орлеанского, и что наш господин король… должен похвалить его за то, что он сделал, наградив его любовью, честью и богатством". Эти предложения были проиллюстрированы множеством цитат из Ветхого и Нового Заветов, императорских кодексов, отцов патристики и авторов древних и современных, от Аристотеля до Боккаччо. В конце своей оратории Пети обратился к Иоанну Бургундскому и спросил его, принимает ли он все, что было сказано от его имени. "Я принимаю это", — ответил Иоанн[298].
297
Поход на Париж: AD Côte d'Or B1554, fols 215, 218–23 (сбор 17-го числа), с учетом боевых слуг (
298
'Rapport officiel', 12–15, 25–6; Monstrelet, Chron., i, 178–242; Coville (1932), 207–24, 299–384.