4 декабря 1408 года Валентина Висконти, герцогиня Орлеанская, умерла в замке Блуа в возрасте тридцати шести лет, ее конец ускорили депрессия и горе. Девиз Rien ne m'est plus — plus ne m'est rien (Ничто для меня более, и более ничто) был начертан на черных обоях ее апартаментов после смерти мужа. После ее смерти орлеанистов возглавили три ее сына, все еще несовершеннолетние, при поддержке тесной группы бывших приближенных и администраторов Людовика. Огромные территории, накопленные Людовиком за полтора десятилетия финансовых манипуляций, после его смерти значительно поредели. Важные домены в Гатине и Шампани, которые были пожалованы ему пожизненно, вернулись в королевский домен. Графство Перигор было продано в 1408 году, чтобы выручить деньги. Герцогство Люксембург, самое важное из стратегических приобретений Людовика на северо-восточной границе Франции, технически никогда ему не принадлежало. Он владел им как правопреемник кредиторов свергнутого германского короля Венцеля I. Люксембург был присоединен братом Иоанна Бесстрашного, Антуаном, герцогом Брабанта в 1408 и 1409 годах после сложной сделки с Венцелем I и его кредиторами. Большинство различных прав и союзов, которые зависели лично от положения Людовика во главе французского государства, были прекращены. Важные союзники среди французской придворной знати, которые были привлечены на его службу его властью и щедростью, такие как Шарль де Савуази, переориентировались после его смерти и перешли на службу к герцогу Бургундскому.
Оставшиеся владения Людовика были разделены между его сыновьями. Старший из них, Карл герцог Орлеанский, унаследовал львиную долю: герцогство Орлеанское и графства Блуа и Дюнуа в долине Луары, графства Валуа, Бомон и баронство Куси на севере, а также итальянскую территорию Асти, которая была частью приданого его матери. Второй сын, Филипп, стал графом Вертю и получил большую часть земель Людовика в Шампани. Младший сын, Иоанн, получил часть земель своего отца в Нормандии и Шампани, а также графство Ангулем. Через несколько дней после смерти Валентины король объявил Карла совершеннолетним, и молодой человек нерешительно вступил на место своего отца. Ему было всего четырнадцать лет, и он совершенно не имел политического опыта. "Я был молод, когда умер мой отец, — вспоминал он много лет спустя, — и не знал горя". Его ссора с герцогом Бургундским, как называли ее современники, была еще едва ли его собственной. В своих указах об объявлении Карла Орлеанского совершеннолетним король формально оставил ее решение за собой. Пока же от имени молодого герцога ее вели советники и министры Карла VI[308].
Иоанн Бесстрашный вошел в Париж 28 ноября 1408 года в сопровождении армии численностью около 2.000 человек. Парижане встретили его у ворот Сен-Дени и приветствовали на улицах, как и в феврале[309]. Они верили, что, взяв власть в свои руки, он положит конец ненавистным военным налогам последних четырех десятилетий. Но разбросанность институтов власти: Совет, королевская семья и принцы в Туре, Парламент и финансовая администрация в Париже — означала, что ни одна из сторон не могла эффективно контролировать государство. Герцог Бургундский имел несравненные преимущества, удерживая столицу и контролируя единственную значительную вооруженную силу во Франции. Но ему нужно было вернуть Карла VI в Париж, где его можно было бы использована в собственных интересах. Принцы в Туре были разобщены, как и после убийства Людовика Орлеанского. Самым решительным из них был герцог Бурбонский. Он хотел навязать Иоанну Бесстрашному суровые условия и потребовать, чтобы ведущие горожане Парижа приняли короля у своих ворот с петлями на шее, умоляя о прощении. Другую крайнюю точку зрения поддерживали король Наваррский и Людовик, герцог Анжуйский. Иоанн Бургундский подкупил первого обещанием вернуть часть конфискованных земель его отца в Нормандии. Второму он пообещал руку своей дочери Екатерины вместе с щедрым приданым, что быстро покорило вечно бедного Людовика. Оба они настаивали на реабилитации Иоанна. Остальные принцы и советники в основном стремились избежать гражданской войны, восстановить достоинство короны и вернуться в комфортный Париж. Они также хотели положить конец растущей волне беспорядков в Иль-де-Франс, где войска герцога Бургундского и графа Эно бесчинствовали, жгли и грабили. Все эти цели, по их мнению, могли быть достигнуты актом публичного раскаяния герцога Бургундского с последующим его изгнанием от двора на несколько лет. Но это было единственное, с чем Иоанн Бесстрашный никогда не мог согласиться. Его дилемма была красноречиво раскрыта на одном из заседаний его Совета. Публичная позиция Иоанна, что он убил своего кузена в интересах короля и его королевства, была не просто вопросом сохранения лица. Это была важная часть его обращения к населению Парижа и промышленных городов севера. Извинения или безвольная покорность дискредитировали бы его и деморализовали его сторонников. Что касается предложения изгнать его из королевского двора, то это было бы катастрофой. Он был принцем королевской крови и имел полное право участвовать в управлении Францией. Лучше, думали его советники, пойти на Тур и силой вернуть короля в Париж.
308
Валентина: Chron. R. St-Denis, iv, 178–80; Collas, 419. Орлеанские владения: Ord., ix, 261–4; AD Pyr.-Atl. E636 (Перигор); Regesta chronologico-diplomatica Ruperti Regis, ed. J. Chmel (1834), 185; 'Docs. Luxemb.', no. 295 (Люксембург); Pièces Louis I, 196–219. Савуази: 'Geste des nobles', 132; Monstrelet, Chron., ii, 118. Совершеннолетие: *Champollion-Figeac, 274–6. 'I was young': *Champion (1969), 542.
309
Itin. Jean, 368; Chauvelays, 180–4 (700 латников, не считая боевых слуг и арбалетчиков); Monstrelet, Chron., i, 391–2; Jouvenel, Hist., 197.