"Герцоги забрали все, — жаловался адвокат Жан Жувенель де Юрсен, — и распределили между своими сторонниками так, как посчитали нужным". Слово все было преувеличением, но истинные факты были достаточно серьезными. В начале XV века два дяди короля по отцовской линии напрямую контролировали около двух третей территории Франции и присваивали примерно четверть доходов короны. Однако они были далеко не единственными претендентами на королевскую казну. Три других королевских принца, герцоги Орлеанский, Анжуйский и Бурбонский, также пользовались широкими правами на доходы от королевских налогов в своих владениях и периодически получали пенсии и подарки. Множество более мелких дворян имели свои собственные, более мелкие преференции. У каждого из этих людей были клиенты, протеже и сторонники в их владениях, которые ожидали от них подачек и милостей. Река пенсий, подарков и повышений жалованья текла в кошельки их союзников и сторонников в высших слоях государственной службы[26].
Самым выдающимся из этих хищников, поскольку он имел самые большие амбиции, был брат короля, Людовик, герцог Орлеанский. В 1400 году Людовику было двадцать восемь лет, он был на два года моложе короля. Осиротев в детстве, братья воспитывались вместе под отдаленной опекой своих дядей. В течение восьми лет, вплоть до реального воцарения Карла VI в 1388 году, они страдали от одного и того же удручающего сочетания высокого положения и практического бессилия. Этот опыт создал между ними пожизненную связь, которая сохранилась на протяжении всех превратностей жизни короля и дала Людовику Орлеанскому возможность влиять на короля в периоды ясности его рассудка. Как и его брат, Людовик был непоседой, самовлюбленным и экстравагантным. Но Людовик никогда не мог похвастаться уважением или благоразумием, которые прикрывали излишества короля. Его считали порочным: беспутным и неуравновешенным, любителем азартных игр и бабником, окружавшим себя беспутными друзьями и устраивавшим развратные вечеринки. Его навязчивый интерес к колдовству и черным магическим искусствам не был ни для кого секретом. Все это затмевало его несомненные способности. Ведь Людовик был политиком исключительных способностей, обаятельным, любезным, проницательным, высокоинтеллектуальным и дельным в советах, обладающим выдающейся памятью и способностью сконцентрироваться на деле[27].
27
Songe Véritable, 292, 302–3; Chron. R. St-Denis, iii, 758; Philippe de Mézières, La songe du vieil pélerin, ed. G. W. Copland (1969), ii, 466–9; Deschamps, Oeuvres, vii, 120–1; *L. de Carbonnières, La procédure devant la chambre criminelle du Parlement de Paris au xive siècle (2004), 816–17; Chron. R. St-Denis, iii, 36, 738; Pisan, Livre des fais, i, 172–4; ibid., Livre corps policie, 46; Jouvenel, Hist., 88, 96; Baye, Journ., ii (1888), 294.