Смена режима в Бретани немедленно отразилась на отношениях герцогства с Англией. До тех пор, пока Жанна Наваррская оставалась в Бретани, открытых военных действий с Англией удавалось избегать. Было много инцидентов пиратства, но обе стороны заявили о своей принципиальной готовности возместить ущерб. Однако уже через несколько недель после отъезда Жанны Бретань оказалась на передовой линии морской войны. В феврале 1403 года торговля с английскими портами внезапно прекратилась, возможно, по приказу офицеров герцога Бургундского. Бретонские моряки объединили свои силы с моряками других французских портов и усилили нападения на английские и гасконские суда в Бискайском заливе и Ла-Манше. Весной предпринимались активные шаги по сбору бретонского флота для операций против самой Англии[123].
Отстранение Оливье де Клиссона от регентства Бретани стало последним заметным триумфом Филиппа Бургундского над своим племянником Людовиком. В течение нескольких месяцев герцог Орлеанский наконец добился главенствующего положения во французском правительстве, к которому он стремился с момента первого приступа безумия своего брата. За закрытыми дверями отеля Сен-Поль и особняков принцев столицы в течение первой половины 1403 года шла великая борьба за власть. Карл VI был снова в отлучке, как и большую часть прошлого года. Его последние рецидивы были хуже и продолжительнее, чем раньше, так что возникли опасения за его жизнь. Влияние Людовика Орлеанского в Совете заметно росло по мере ухудшения здоровья короля. Он был человеком будущего, к которому неизбежно тянулись честолюбивые, жадные и просто реалисты. Единое мнение выразил секретарь Парламента. Он не был сторонником Людовика, но считал, что по праву рождения он был "естественным" правителем Франции, чего никогда нельзя было сказать о престарелых дядюшках короля. В начале года произошла проба сил, когда Луи де Сансер, доблестный старый коннетабль и соратник Дю Геклена, сложил свои полномочия. Избранным кандидатом при дворе был брат королевы, Людвиг Баварский. Но герцогу Орлеанскому удалось навязать своего союзника Шарля д'Альбре, несмотря на то, что он был, по словам возмущенного современника, "хромым, маленьким, слабым, не обладающим ни подходящим возрастом, ни достоинством, ни военным опытом"[124].
Герцоги Беррийский и Бургундский смогли предвидеть направление развития событий и попытались упредить их. Примерно 25 апреля 1403 года король частично пришел в себя. На следующий день состоялось то, что было описано как заседание королевского Совета, хотя никакого уведомления о нем не было, и на нем присутствовали только король, два его дяди и клерк. На Совете были утверждены три новых ордонанса, вносящих радикальные изменения в порядок управления королевством. Они отменяли ордонансы 1393 года, которые предусматривали, что герцог Орлеанский станет регентом в случае смерти короля, и вместо этого определяли, что Дофин будет наследовать корону сразу, без формального несовершеннолетия или регентства. До тех пор, пока он не достигнет совершеннолетия, чтобы лично осуществлять свои полномочия, правительство будет осуществляться от его имени королевой при поддержке четырех королевских герцогов Беррийского, Бургундского, Орлеанского и Бурбонского и остальных членов королевского Совета. Решения этого органа должны были приниматься голосами "большего и мудрого числа". Аналогичный порядок должен был действовать, пока король был жив, но находился в отлучке или был неспособен вести государственные дела. Любые распоряжения Карла VI, направленные на изменение этих положений, объявлялись недействительными. В то же время король согласился заключить браки двух своих детей с внучкой и внуком Филиппа Бургундского. Рука Дофина была обещана Маргарите, дочери наследника Филиппа, Иоанна, графа Неверского, несмотря на ранее данное обещание женить его на дочери Людовика Орлеанского. Дочь короля Мишель должна была выйти замуж за старшего сына графа Неверского, Филиппа, которому было суждено унаследовать бургундскую империю после смерти Иоанна. Эти ордонансы были направлены на ослабление влияния герцога Орлеанского и королевы. Они должны были создать систему коллективного принятия решений, которую герцог Бургундский мог надеяться контролировать при жизни, в то время как брачные союзы гарантировали бы, что его наследники унаследуют его влияние в следующих двух поколениях[125].
123
Cal. Signet L., no. 48; Anglo-Norman L., no. 353; Chron. R. St-Denis, iii, 106; Touchard, 110–11; CCR 1402–5, 45.
124
Ord., vii, 530–8; Baye, Journ., i, 207; Reichstagsakten, v, no. 291; Chron. R. St-Denis, iii, 66–8.
125
Chron. R. St-Denis, iii, 76; Jouvenel, Hist., 601–3; Ord., viii, 577–83; *Plancher, iii, nos 211–15.