Среди городов, безусловно, самым значительным по размеру, богатству и политическим традициям, а также по близости к власти был Париж. В последующие годы Иоанн Бесстрашный заключил тесный союз с радикальными политиками столицы и с толпами, которые они могли собрать в лабиринте городских переулков и доходных домов. Филипп Смелый, с его непревзойденным умением управлять закрытым политическим миром королевского двора и вечной подозрительностью к народным движениям, никогда бы не сделал того, что сделал его сын. Но Иоанн лучше своего отца понимал силу народного гнева, вызванного растратой средств короны королевскими принцами и их прихлебателями. Насколько Иоанн действительно верил в свою собственную программу, остается под вопросом. Похоже, что он искренне верил в административную реформу и в сокращение пышного роста институтов власти. Но в основе его политической программы лежали противоречия, о которых он вряд ли не знал. Его союз с городскими толпами разрушил власть монархии, которую он намеревался использовать в своих целях. Государственные средства, которые он надеялся вырвать из рук своего кузена, зависели от продолжения взимания налогов на уровне военного времени без соответствующего уровня расходов, по тому же самому принципу, против которого непримиримо выступали его радикальные союзники. А жестокость его методов внесла новую нестабильность во французскую политику, которая привела непосредственно к гражданской войне и в конечном итоге уничтожила его вместе с большинством его врагов.
Иоанн Бесстрашный стал герцогом Бургундии в то время, когда выросшие налоги стали серьезной проблемой. Талья, введенная в январе 1404 года, вызвал растущее недовольство. Она была введена в период обезлюдения и спада, к тому же в дополнение к налогам, которые взимались якобы для военных целей в течение многих лет. Талья была оправдана ссылками на военные проекты, которые потерпели неудачу, отчасти потому, что на самом деле на них было потрачено очень мало средств. Взимание тальи встретило широкое сопротивление, и в некоторых случаях ее пришлось проводить в жизнь с особой жестокостью. Королеву и герцога Орлеанского прямо обвиняли как в учреждении тальи, так и в перекачивании доходов от нее в свои карманы. История об изъятии Людовиком денег из казначейской башни сразу же облетела весь Париж. Как всегда слухи преувеличивали факты. Летом 1404 года на улицах столицы распространялись клеветнические листки с нападками на Людовика, их прибивали к воротам и дверям домов[191].
Эти вопросы встали на повестку дня в королевском Совете в начале 1405 года. Герцог Орлеанский был полон решимости возобновить летом войну с Англией в максимально возможных масштабах и настаивал на введении еще одной тальи на 800.000 экю. Герцог Бургундский объявил себя противником нового налога. Ему удалось привлечь королеву на свою сторону, хотя ее главная цель в этом был характерно корыстной. Она хотела получить разрешение заложить личные драгоценности короля, чтобы выручить не менее 120.000 франков для передачи своему брату Людвигу Баварскому. Эта сделка, которую многие считали дискредитирующей, была одобрена Советом в начале февраля, вероятно, при поддержке Иоанна. Его награда последовала через неделю, 13 февраля, когда их союз был скреплен официальным договором. В течение следующей недели Совет спорил о введении тальи. Герцог Бургундский осудил это как тиранию. Он заявил, что в случае введения нового налога он не позволит собирать его в своих владениях. Его возражения поддержал герцог Бретонский, а за кулисами и королева. Когда стало ясно, что большинство на стороне герцога Орлеанского, Иоанн выразил протест и покинул в зал заседаний. Он созвал к себе группу высокопоставленных чиновников, включая двух первых председателей Парижского Парламента, трех магистров Счетной палаты и купеческого прево Парижа, повторил им свой протест, а затем в гневе покинул Париж. За ним последовал герцог Бретонский, а Совет продолжил свои обсуждения в их отсутствие. Герцог Беррийский написал Маргарите Бургундской в самом смиренном тоне, предлагая ей привести сына в чувство. "Его плохо проконсультировали, — писал герцог, — видно, что он новичок в своих владениях и не имеет опыта управления"[192].
192
Людвиг Баварский: Jarry, 317–18; Collections du Trésor, 38–9. Альянс: *Plancher, iii, no. 234. Совет: Chron. R. St-Denis, iii, 230–2; AD Nord B18824/23910 (Помощь королевы); AD Nord B18824/23923 (более поздний протест); Itin. Jean, 345. Письмо герцога Беррийского: AD Nord B18224/23895.