Этот принцип был традиционным, и политические теоретики продолжали его поддерживать. Однако к концу XV века, когда Коммин написал эти слова, во Франции от него уже практически отказались. Королям Франции так и не удалось создать представительские учреждения, согласие которых было бы обязательным для всего королевства. В результате достаточно сильные в политическом отношении короли обходились без согласия и устанавливали налоги своим декретом. Так поступил Карл V после 1369 г., но он чувствовал себя за это виноватым, чтобы в 1380 г. на смертном одре отдать приказ об отмене военных налогов. Тем не менее министры Карла VI, вновь ввели их, и эта система просуществовала до тех пор, пока гражданские войны начала XV в. ее не разрушили. Сыну Карла VI пришлось начинать все сначала. Главной проблемой был провинциальный партикуляризм. Карл VII предпринял не менее шести попыток созвать Генеральные Штаты всего королевства, но только одна из них увенчалась успехом — в Шиноне в 1428 г. во время кризиса, вызванного осадой Орлеана англичанами. Но уже тогда представители Лангедока протестовали против того, что их заставили ехать в Шинон. Депутаты от Руэрга присутствовали на заседании, но отказались от участия в нем, поскольку, по их словам, у них свои ассамблеи для Руэрга и они не привыкли совещаться с другими. Они добавили, что у них есть свои проблемы с общественным порядком и английскими набегами, и они предпочитают оставлять налоги себе для этих целей. У французов было несколько идентичностей: они были не только подданными французского короля, но и жителями региона, провинции, города или прихода. Большинство из них думали о налогах и обороне в местных, а не национальных масштабах. Они с подозрением относились к национальным и даже региональным ассамблеям, воспринимая всю концепцию представительства как инструмент королевской власти. Даже когда представители приезжали с полными полномочиями, как это обычно происходило в 1420–1430-х годах, их согласие на налоги на практике становилось лишь прелюдией к утомительным переговорам на местах, без которых сбор налога был бы затруднен. Результатом были длительные задержки и большие уступки, снижавшие доходность налогов[1098].
Итог при Карле VII был таким же, как и при его отце и деде. Не имея возможности финансировать войну за счет налогов, взимаемых по согласию, он отказался их согласовывать, как только обрел достаточно сил. Пока шла война, открытое сопротивление налогам практически не оказывалось. Тарифы оставались неизменными. Люди привыкли к податям и воспринимали их как необходимое дополнение к доходам от королевского домена. Эды, налог с продаж, взимались с продавцов товаров и были менее заметны. Более противоречивыми были тальи. Это были прямые налоги, уплачиваемые наличными, по ставкам, зависящим от усмотрения короля, которые неуклонно росли. Процесс их взимания мог быть довольно жестоким. Их успешное введение Карлом VII стало поворотным пунктом в истории французского государства. Принцип постоянного налогообложения, вводимого и изменяемого королевским указом, был слишком ценен для короля, чтобы от него можно было отказаться даже после окончания войны.
По подсчетам Филиппа де Коммина, доходы Карла VII в конце его жизни составляли 1.800.000 ливров в год, что примерно соответствовало доходам его отца в 1380-х годах. Из них 97% приходилось на налоги и почти 60% приходилось только на талью. После короткого периода экспериментов Людовик XI, королевским указом, обложил своих подданных еще более высокими налогами, чем его отец. К моменту его смерти в 1483 г. его доход в мирное время составлял 4.700.000 ливров в год, причем почти весь он был получен за счет налогов. На долю тальи приходилось более четырех пятых поступлений. "Я имею право взимать со своих подданных все, что захочу", — так писал Филипп де Коммин, хотя, храня память о своем царственном повелителе, он приписывал эти слова королевским чиновникам.