«Дело мое отложено до осени, и неизвестно, при каких условиях возобновится, — писал Столетов В. А. Михельсону, — …я надеялся остаток жизни провести без лекций (и особенно без экзаменов!) и что-нибудь сделать для Академии, где кафедра физики остается без жизни со смерти Ленца». И горько заключал, предчувствуя, что недруги постараются сделать все для того, чтобы он не прошел в Академию: «Видно не судьба!»
А в конце апреля академик Вильд прислал Столетову письмо, советуя взять обратно согласие на баллотировку.
Вильд писал, что в Академии наук, получившей уже множество доносов на Столетова, произошел поворот в отношении к нему и что Столетова, очевидно, постараются провалить на выборах.
Столетов ответил Вильду следующим письмом:
«Высокоуважаемый Коллега, в Вашем письме от 28/10 апреля — мая Вы советуете мне взять назад мою кандидатуру в Императорскую Академию Наук. Когда я, следуя желанию многих уважаемых членов Академии, послал извещение о моем согласии, я сознавал, что исход дела зависит от многих обстоятельств и не может быть заранее установлен. Тот факт, что члены Комиссии, такие люди, как Вильд, Бейльштейн, Бекетов, Бредихин, Чебышев, высказывались так решительно и так единодушно в пользу меня, было и остается для меня большой честью. Внезапно я узнаю, что на пути моего дела появился «поворот настроения». Правильно рассудить о причинах, размерах и длительности этого «поворота» я не в состоянии. Но я опасаюсь, что добровольным отказом от своей кандидатуры я выкажу себя невежливым и неблагодарным по отношению к достойным людям, пожелавшим видеть меня в своей среде. Кроме того, я должен сознаться, что от всей этой истории у меня голова идет кругом, быть может — это следствие нервного состояния, в котором я нахожусь в течение последних месяцев.
Поэтому я предпочитаю предоставить дело его естественному течению».
Столетов не следует совету Вильда. Взять свое согласие на баллотировку было бы проявлением слабости, это сыграло бы наруку его противникам.
Нет! Он не снимет свою кандидатуру. Если его и не выберут, то пусть недруги, по крайней мере, сами разоблачают себя как враги русской науки.
Состояние здоровья Столетова весной 1893 года становится очень плохим. Неприятности на факультете и в академии дают себя знать. До начала «голицынской истории» Столетов собирался, закончив экзамены, отправиться на открывающуюся в Чикаго Всемирную выставку. Эта выставка организовывалась с еще большим размахом, чем последняя выставка в Париже. Убеждали его поехать в Чикаго и друзья.
«Не думаю, что в России можно было бы найти много людей, могущих из выставки в Чикаго извлечь столько, сколько Вам это удастся, — пишет Столетову из Киева его старый друг М. П. Авенариус. — Видели Вы и большие города и выставки. Все это могло бы при этих условиях и размерах, что Вы увидите, ошеломить новичка, но не Вас. А к тому Вы еще владеете английским языком.
Может быть, Вы возразите, что уже стары, что хлопоты, сопряженные с таким дальним путешествием, для Вас слишком утомительны, и второе, что находиться несколько месяцев одному, среди совсем чужих людей, на таком громадном расстоянии от родного гнезда, может навести такую тоску, что вся поездка пойдет не в прок. Обе эти, повидимому, дурные стороны путешествия отстранимы: Вам следует ехать не одному, а с каким-нибудь близким Вам лицом, напр., хоть с одним из ваших племянников. О том, что поездка обойдется слишком дорого, не следует думать. Копить, сколько я знаю, Вам незачем, для себя самого же Вы имеете пенсию. И так Вам было бы грех не ехать, но не думайте, что настоящий мой совет совсем бескорыстный… Я… буду мысленно Вас сопровождать не только по выставке, а след. и по отделу физических приборов… Конечно, такое мысленное путешествие возможно только при Вашей помощи, когда Вы вспомните о Вашем старом товарище и пришлете к нему весточку» (письмо от 25 апреля 1893 года).
Но где там ехать на выставку! У Столетова нехватает сил даже на то, чтобы довести до конца экзамены. Нервы его совершенно расшатаны. «Истекший академический год принес мне много неприятного, и я прошу, для поправления здоровья, отпуска с 1/13 мая, то-есть желаю освободиться от экзаменов», — писал Столетов. Врачи запрещают ему продолжать экзамены, и он вынужден отложить их до осени, хотя студенты пишут ему:
«Ваше Превосходительство
Александр Григорьевич!
Отец наш родной! Не огорчайте нас, не покидайте Ваших студентов. Будьте милостивы и добры переэкзаменовать, а тогда уехать в отпуск. Это есть всепокорнейшая просьба всего курса».