Выбрать главу

Здесь все памятники: памятник камертону, воздушному насосу, наклонной плоскости. Странное чувство вызывают эти громоздкие монументальные сооружения с их величественными постаментами и вычурными украшениями, которые и кажутся самым главным в этих сделанных с какой-то ложноклассической пышностью приборах. Так и чувствуется, что создатели их самым видом приборов хотят убедить: все спокойно, все неподвижно, все установилось — вечно будет существовать такой тип электроскопа, вечно будет таким барометр. И увековечили старину, скопировали все вместе со всеми старыми предрассудками и ошибками, которые запечатлелись в приборах. Все сделано с преувеличенным запасом, расточительностью, непониманием сущности дела. Наверняка ничего не потеряет эта электростатическая машина, если ее массивные бронзовые шары для собирания электричества, сделанные такими, очевидно, с намерением побольше накопить электричества, заменить легкими, полыми шарами. Ведь электрический заряд собирается только на поверхности заряженного проводника.

Вот возвышающийся колонной вольтов столб, составленный из медных и цинковых кружков, переложенных суконными прокладками, смоченными кислотой. Ведь он лучше бы работал, если его сделать лежачим, тогда кислота не выдавливалась бы из нижних кружков под тяжестью верхних. Но ведь так был устроен столб самого Вольты!

Кто знает, может быть, не случайно и то, что футляры для магнитов обиты именно красным сукном, может быть, это отголосок мнений аббата Кирхера, говорившего, что магнит любит красный цвет, что красная материя помогает магниту сохранять свою силу.

Схоластикой, мертвенностью веет от приборов, построенных рутинерами, орудующими в науке. Неужели, штурмуя природу, ученые должны обязательно действовать с помощью таких идолоподобных приборов, перед которыми впору совершать жертвоприношения?

Нет, конечно.

Шестом, простым гладким металлическим шестом, дерзко свел Ломоносов небесное электричество в свою лабораторию. Между двумя простыми угольками, присоединенными к электрической батарее, родилась чудеснейшая жар-птица — электрическая дуга.

Невзрачный моток проволоки, сдернутый с магнита, помог открыть электромагнитную индукцию, рождение электрического тока под действием магнитного поля. Настоящие исследователи, идущие все вперед и вперед следопыты науки, не тратили времени на устройство ненужной мишуры.

Да и все эти электрофоры, электроскопы, барометры, они тоже в молодости были не такими важными, неповоротливыми, — их создатели и не думали канонизировать их, смотрели на них просто как на подручные средства в своих исследованиях.

Молодой студент подолгу работает над книгами по физике, глубоко обдумывая то, о чем в них говорится, сравнивая, сличая.

Столетов принадлежал к числу тех людей, которые рано созревают, рано взрослеют. Еще в детстве он был развит не по годам. В годы студенчества он стал уже вполне сложившимся человеком — с четко определившимся мировоззрением и вкусом. Столетов твердо знал, что он хочет получить от науки, какие знания ему нужны. Ему не нужна мертвая, схоластическая, далекая от жизни псевдонаука. Он стремится овладеть наукой боевой, творческой, смело вторгающейся в жизнь, в практику. Он жаждет служить родине, исследуя природу, помогая овладевать ее силами.

Столетов слушал физику и у молодого профессора Николая Алексеевича Любимова (1830–1897), возглавившего после смерти М. Ф. Спасского кафедру физики.

Любимов старался насыщать свои лекции современным материалом.

Он, например, знакомил студентов с механической теорией теплоты, с законом сохранения и превращения энергии, как с фундаментальным законом, на котором зиждется вся физика.

Возглавив кафедру, Любимов энергично принялся пополнять физический кабинет новыми приборами. Опытов, сопровождающих лекции, стало значительно больше, и к тому же они стали богаче и интереснее. Все это надо отнести к числу заслуг Любимова, сыгравшего известную роль в развитии физики в Московском университете.

Если говорить о более позднем периоде деятельности Любимова, то нельзя умолчать о том, что он ходатайствовал за оставление Столетова при университете и оказал ему поддержку в организации физической лаборатории. Крупной заслугой Любимова была помощь, оказанная им талантливому самородку Ивану Филипповичу Усагину.

Лекции нового профессора походили на эффектное представление. Пел скрипкой лаборанта, сидевшего в подвале, деревянный шест, торчащий из дыры в полу аудитории, — этим опытом демонстрировалась способность твердого тела проводить звуки.