– Ну, ты, мужик, даёшь, – хихикала потом Люба, – Прямо Казанова!
– И не говори! Вот, что значит, бабкино средство.
На следующее утро в организме Федюнина стали происходить странные вещи. Боль-то, вроде и отступила, и даже стал он понемногу разгибаться. Вот только на спине появились ростки тёмно-палевой шерсти, которой раньше не замечалось, а в области копчика обнаружилась упругая и твёрдая припухлость.
– Это ещё что за ерунда такая?! – испугался Федюнин. – Говорил же доктор, не принимай, лапоть, всякой гадости, придурком родился, дураком и помрёшь!
– Страх-то, какой, – запричитала Люба, ощупывая у мужа крестец, – Это же хвост вырос!
– Ну, а я что говорил?! – нахмурился теперь уже доктор, ощупывая Федюнину спину, когда они опять пришли в поликлинику. – Не пей из копытца, Федюнин! Этим, как его, Жеребятниковым будешь! Надо же… действительно, рудиментарный признак, сиречь, хвост, обозначился, и волос, главное, жёсткий такой и палевый, словно у ахалкетинца…
– Но ведь надо же что-то делать?! – взмолилась Люба.
– В каком смысле? – не понял доктор.
– В академию его вести, к профессорам! Чтобы волос этот и хвост излечили!
– Вы, извиняюсь, имеете в виду Ветеринарно-показательную академию? – доктор в недоумении взмахнул блестящим молоточком и, вздохнув, снял очки. – Пожалуй, что и можно будет выписать туда направление. Но это лишь после того, как у него отрастут копыта и появятся лошадиные зубы. Ведь, где же гарантия, что процесс не пойдёт по обратному пути развития?
Федюнин покрылся холодным потом, побледнел и потерял сознание, затем определил себя на скачках палевым в яблоках жеребцом по кличке Голубчик. Когда пришёл в себя, выяснилось, что Голубчиком его называл доктор, при этом тыкая в нос ваткой с нашатырным спиртом.
– Очнулся, болезный? – Затем стал проверять у Федюнина рефлексы.
– В общем, так: особых причин для беспокойства я не вижу. Объём движений в пояснице увеличился, напряжение мышц уменьшилось. С завтрашнего дня начнёте физиотерапию, плюс прогулки. А пока что, голубчик, ступайте на укол…
– Доктор, а как же его хвост? – не поняла Люба, когда Федюнин, цокая копытами, отправился в процедурный кабинет. – Может быть, повторить рентген?
– Помилуйте, голубушка, на рентгене у него нет ничего необыкновенного. Есть лишь признаки остеохондроза, смещение дополнительного шестого поясничного позвонка, такое встречается. И ещё сформировавшийся ложный сустав в области крестца. Который, кстати, вы и приняли за хвост.
– Ага…
– Если боли будут сохраняться длительное время, надо будет сделать томографию на предмет исключения межпозвоночной грыжи, но, думаю, до этого не дойдёт, поскольку наблюдается положительная динамика, и недельки через две мы его выпишем на работу. Пусть потрудится, м-м-мм, наш голубчик, для народа!
– И сексом ему можно?..
– Нужно! И, боже упаси, никогда не пользуйтесь непроверенными экзотическими средствами, типа, кошачьего помёта, собачьей крови или этого вашего лошадиного геля. Радикулит ведь, если к нему с уважением, может и сам пройти, без всяких лекарств. У меня вот, тридцать лет радикулит, и ничего, ходьба, гимнастика, закаливание.
– А что же делать с конским волосом?
– С каким волосом?.. Ах, с волосом! Когда придёт домой, пусть хорошенько вымоется в душе. Это у него шерсть на спине от пухового платка
МОЛОТОЧЕК.
Медицинский молоточек появился на свет в те времена, когда в Петербурге ездили кареты скорой помощи и врач считался уважаемым в обществе человеком. Причём план по посещаемости с медико-экономическими стандартами не являлись этому врачу даже в самом кошмарном сне. Ручка молоточка была выполнена из красного дерева, покрыта специальным лаком, и хромированные части наконечника заканчивались блестящими и упругими резинками. Он был удобен и лёгок в руке, и совсем не вызывал боли, ударяя по коленкам в момент вызывания рефлексов.
Первым владельцем молоточка оказался приват-доцент Снежков из Медико-хирургической академии. Снежков привёз молоточек из Парижа ещё в давние времена, когда приезжал на стажировку к профессору Жозефу Бабински, важному дядьке, выдумывающему разные нервные болезни.
На ручке у молоточка была надпись по латыни: «Aliis inserviendo consumor» (служа другим, расточаю себя). Снежков относился к молоточку бережно, предпочитая хранить его в изящной шкатулке, которая легко помещалась в кожаный саквояж. И когда сам стал профессором, подарил молоточек своему любимому ученику весьма перспективному ординатору Подстаканникову.
Потом в Российскую империю пришли немецкие безобразия, и всем стало не до французской неврологии. К тому же из государственной казны стали исчезать деньги, а из закромов страны пропадать продукты. Тогда ординатор Подстаканников стал собираться за границы – как у вдумчивого доктора, у него было много больных среди эмигрантов. Надо сказать, ординатор приглашал заодно профессора Снежкова, своего учителя. Однако Снежков был идеалистом и потому верил любым обещаниям. А ему обещали алмазы, которых не счесть было в сказочных пещерах, как и волшебных платков в рукавах фокусников, охраняющих здоровье сограждан. К тому же Снежков считал, что врач, где родился, там, собственно, и пригодился. Если, конечно, когда-то давал клятвы медицинскому начальству. Но Подстаканников ни о каких клятвах не хотел слышать, поэтому стремительными темпами собирался за границы.