– Собираюсь заграницы! – распахивая окно, кричал на всю Литейную часть Петербурга Подстаканников. – Собираюсь буквально уже вот-вот!
Правда, организаторы здравоохранения такие сборы не одобряли, хотя и были уверены, что врачу не надо платить денег вовсе. Потому что, если вдуматься, любой доктор и сам ещё всем должен: ведь вокруг городские пещеры, а если алмазов там нет, то и врача прокормят больные. А поскольку организаторов здравоохранения больные кормить не желали – им всё-таки хватало кормить врачей, – организаторы полагали себе скромные зарплаты: в месяц примерно 10 зарплат рядового врача на одного организатора. Но ни в коем случае ни больше. Только 10 зарплат и всё. Задумывались было на счёт 12, 14 и даже 15, 275 зарплат, но потом решили, что это всё-таки как-то не очень. Ведь это всё-таки как-то так да не так, в общем. Ведь, тогда те, кто «служа другим, расточали себя», расточились бы до такой мелкодисперсной степени, что и не собрать. Поэтому положили только 10 зарплат. Ну, там борзыми щенками и какими-нибудь кошечками, типа, маскерадными, может быть иной раз ещё. Это было справедливо, в таком распределении проглядывался демократизм, и заодно высовывалась подлинная народность. Только 10 зарплат в месяц. И ни средней зарплатой больше. Только 10 зарплат. И без прокорма. Лишь специальные наборы в закрытых буфетах, ну там, лисами чёрно-бурыми, соболями или шиншиллами ещё иногда. Или бесплатными путёвками в Сочи и Крым в бархатный сезон к тому же слегка. Но никакого прокорма!
Конечно, ординатор Подстаканников чего-то долго в эти самые заграницы собирался. Правда, никогда идеализма не разделял, но любил профессора Снежкова как младший товарищ и опекал как старший брат.
Квартира в Литейной части была у Подстаканникова из пяти комнат, но уютная: большие овальные окна в стиле модерн смотрели на булыжную мостовую. В трёх комнатах обитал Подстаканников с женой и мыслями о заграницах, а в двух товарищ Котлонадзор – недавно возникший из руин сосед, битый под Перекопом белогвардейскими пулемётами. Как он всем говорил. Правда, Подстаканников не мог взять в толк: как же товарищ Котлонадзор был битый так, что пулемёты на его теле не оставили никаких шрамов, которые обычно возникают при пулемётных ранениях? А в связи с тем, что Подстаканников, собираясь за границы, всё-таки свои комнаты ещё не освободил, их и не мог занять товарищ Котлонадзор. Между тем Подстаканников был невоздержан на язык. И вроде не потому, что презирал новые порядки. А просто и с характера, болтать любил. Особенно, когда выпивал с Котлонадзором на общей кухне. К примеру, товарищ Котлонадзор как-то спросил про сочувствия властям.
– А я властям не сочувствую! Никаким не сочувствую властям! – кричал в ответ Подстаканников. – Ещё чего? Пускай власти мне сочувствуют!
– А вот это уже зря! – обижался на него Котлонадзор. – Я, как боец, битый пулемётами, и к тому же ещё воротами Зимнего дворца на всю голову двинутый, а я так скажу, что вот это ты совсем уже зря!
– И вовсе и не зря, и не зря! – огрызался Подстаканников.
– А я так скажу, понимаешь, что совсем уже зря…
Однажды Котлонадзор, увидав у Подстаканникова изящный молоточек, попросил взять и повертеть его в руках. Вертел, вертел. После прищурился:
– А для каких целей надобна такая диковинная штуковина? – Котлонадзор был уверен, что некоторые врачи держат у себя подобные молоточки лишь для форсу. Ну, медицинская трубка, понятно, за ухом можно почесать. А блестящими молоточками только по ногам дерутся. Подстаканникову бы промолчать, или перевести разговор на другую тему, или загнуть что-нибудь про высокую материю. А он, возьми и пошути, ответь Котлонадзору, дескать, молоточек ему надобен, чтобы деньги из пролетариев вышибать. Так прямо и заявил:
– Тюкнул молотком пролетарию по кумполу – и четвертной, пару раз засадил ему наотмашь промеж глаз, глядишь и полста…