«Chi no puo imparare l,abici non si puo dare in mano Biblia» – кто не способен выучить азбуку, тому нельзя давать в руки Библию» – твердил самоучитель итальянского языка. Итальянский привлекал мелодичностью форм и мудростью содержания. Или наоборот, сразу и не поймёшь. Впрочем, как и близость любимой женщины. Казалось, раньше Вероника только и делала, что изучала секреты Камасутры. Каждому свой талант.
В Римини он выступал на эстраде местной эстакады, выходящей далеко в море. Жили на самом берегу в маленькой гостинице. Серое море то и дело уходило, обнажая илистое дно, по которому бегали крабы. Можно собирать прямо в корзинку вместе с ракушками мидий.
«Basomaria-altromaria» означало прилив и отлив. Гостиница по-итальянски «albergo». Хозяйку отеля звали Альберта. Короче, Альберта из альберго. Пехтерев преуспевал в изучении итальянского. Вероника тормозила. Путала понятия. Зайдя в магазин, приветствовала продавцов:
– Арревидерчи!
Что означало: «до свидания».
Альберта скользила по гладким половицам своего отеля, словно изящная баркета по волнам Адриатики и была неравнодушна к Леониду. Иногда её томные взгляды бросались в глаза посторонним.
– Я её задушу… – обещала Вероника.
Если бы не многокилометровый пляж, отнятый у моря предприимчивыми северянами, Римини представлял бы собою заурядное захолустье. Правда, из Римини можно сгонять в Сан-Марино – миниатюрное государство в горах. Или Венецию. Но Венеция задыхалась от туристов, а Сан-Марино обойдёшь за час. В целом, в Римини можно было бы неплохо жить. Но потом с гастролями не пошло: сменились местные власти и чтобы продолжить лицензию, требовалось дать взятку.
– Никуда не денешься – мафия, – объяснил импресарио.
– Я был уверен, что в Италии с мафией покончено раз и навсегда, по крайней мере, на севере?! – огорчился Пехтерев.
– Вы нам льстите.
– Я буду плакать две недели… – обещала Альберта.
– А потом?
– А через год буду ждать в Римини.
– А я тебя обязательно задушу! – дружелюбно улыбалась Вероника.
Паром, теперь уже в Грецию, оттуда на остров Кипр, где под псевдонимом «Граф Калиостро» он колесил с гастрольным чёсом по отелям 3 года. Конкурентов не было. Появлялся, время от времени, какой-то ленивый Мистер Мэджик, демонстрирующий фокусы из репертуара дореволюционного цирка. Разве это конкурент? Так, для разгона.
– А теперь мистер Мэджик вам продемонстрирует удивительные фокусы с белыми мышами! – в момент усталого раздражения ворчал Пехтерев.
– С бэлыми мушшынами! – хохотала Вероника, выходя из душа.
– Ты так же сбрасываешь платье, как роща сбрасывает листья! – говорил он.
– Это Вознесенский?
– Это Пастернак.
Однажды в Аянапе повстречалась компания однокурсников. Пехтерев решил: узнают сами, таиться не будет, а нет, пусть остаётся интрига, вроде он, а вроде и нет. Однокурсники, скорее всего, его не узнали. Что не мудрено: очень уж загадочный был образ: парик с прямыми белокурыми волосами, спускающимися до плеч, в широкий разлёт брови, горбатый, похожий на клюв, нос, усиленный специальными средствами. Правда, Кипр такое место, где рано или поздно кого-нибудь встретишь снова. Ну и что? Мало ли сейчас бывших врачей, сменивших профессию? Кто-то на эстраде, кто-то в бизнесе, кто-то на подиуме. На панели, слава богу, вроде никого пока нет, и ладно.
«Надо выходить на большой простор, на большой простор…» – повторял то и дело он. Вероника не прекословила. Она вообще никогда не возражала. Надо, значит надо. Единственное, чего хотела Вероника, это ребёнка, и ещё, конечно, в Ленинград, в Питер. Странно, они ровесники, жили буквально через два дома на примыкающих друг к другу улицах: Пехтерев на Кирочной, Вероника на Таврической, а встретились на Балатоне.
– Отработаем этот контракт, и домой! – обещал он, пощипывая бородку.
– Может быть, желаете в Южную Америку: Колумбия, Боливия, Эквадор? -
спросили как-то в Никосии предприимчивые латиноамериканцы.
– Где Парагвай? – усмехнулся Леонид.
– Osaso (возможно) и даже, por lo visto (наверное), ciertamente (конечно)!
– А столица Парагвая по-прежнему Асунсьон?
– Асунсьон, Асунсьон!
– Паэлья? – спрашивал Борхес, импресарио, когда они шли обедать в знакомую таверну.
– Большую сковородку, – соглашалась Вероника.
– Вино?
– Вода без газа и кофе эспрессо, пор фавор (пожалуйста)…
Граф кивал в ответ и направлялся к свободному столику.
– Сегодня нежарко, – говорила Вероника.
Пока Борхес делал заказ, Вероника смотрела Графу в глаза и гладила руку.
Граф помалкивал. В голову лезли мысли о предопределённости.