— Не знаю,— равнодушно ответил Оливер,— я еще не видел счетов. Думаю, тысяч пятнадцать — двадцать.
Монтэгю невольно сжал кулаки и выпрямился.— Надолго ей этого хватит? — спросил он.
— Как тебе сказать,— ответил тот,— когда она купит все, что требуется, хватит до весны, если, конечно, она зимой не поедет на юг.
— Во сколько же обойдутся наряды на весь год?
— Тысяч в тридцать или сорок, я полагаю,—последовал ответ.— Я не собираюсь подсчитывать расходы.
Некоторое время Монтэгю сидел молча.
— Ты же не собираешься держать ее дома взаперти?— спросил наконец Оливер.
— Ты хочешь сказать, что и другие женщины так же много тратят на наряды? — спросил Монтэгю.
— Ну конечно,— сказал Оливер,— сотни женщин. Некоторые тратят на это по пятьдесят тысяч, и я знаю нескольких, которые расходуют больше сотни тысяч в год.
— Но это чудовищно! — возмутился Монтэгю.
— Вздор! —заявил брат.— Тысячи людей только этим и живут; что бы они стали делать, если бы у них не было этого занятия?
Монтэгю ничего не ответил и только спросил:
— Достаточно ли у тебя средств, чтобы Элис неограниченное время могла конкурировать с другими?
— Я и не намеревался предоставлять ей все это до бесконечности,— я хочу только дать ей возможность попытать счастья. Когда она выйдет замуж, счета будут оплачены ее мужем.
— Значит, цель ее нарядов — показать товар лицом?
— Можешь называть это как угодно, если тебе нравится говорить глупости. Ты ведь отлично знаешь, что родители, вывозя своих дочерей в свет, не рассчитывают, что им всю жизнь придется вести такой широкий образ жизни.
— Мы и не собирались выдавать Элис замуж,— сказал Монтэгю.
На это брат ответил, что лучшие врачи больше всего уповают на природу.
— Порешим, пожалуй, на том, что мы только выведем ее в свет и предоставим ей полную свободу пользоваться всеми светскими удовольствиями. И не будем забегать вперед.
Монтэгю сидел нахмурившись, погруженный в раздумье. Кое-что для него начинало проясняться.
— Оливер,— вдруг спросил он брата,— а ты уверен, что ставка не слишком велика для этой игры?
— То есть как это?
— Сможешь ли ты продержаться до конца? До того момента, пока Элис или я сможем оправдать твои расходы?
— Да ты не беспокойся,— ответил, смеясь, Оливер.
— Лучше бы уж ты посвятил меня в свои планы,— настаивал Монтэгю.— Сколько недель ты в состоянии оплачивать стоимость этой квартиры? Хватит ли у тебя денег уплатить за все туалеты?
— Денег-то у меня хватит,— засмеялся брат,—но из этого еще не следует, что я собираюсь платить.
— Как, тебе не надо оплачивать счета? Значит, мы можем покупать все в кредит?
Оливер снова засмеялся.
— Ты допрашиваешь меня прямо как судебный следователь,— сказал он.— Боюсь, что тебе придется навести о твоем брате некоторые справки и научиться хоть немного его уважать.
Затем он прибавил уже серьезно:
— Видишь ли, Аллен, такие люди, как Рэгги и я, имеем возможность привлекать для торговых фирм большое количество покупателей, и потому фирмы охотно идут нам навстречу. Кроме того, нам причитаются всякого рода комиссионные, поэтому не может быть и речи об оплате наличными.
— Ах, вот оно что! — воскликнул брат, удивленно раскрыв глаза.— Значит, этим путем ты зарабатываешь деньги?
— Нет, таким образом я их только сберегаю,— сказал Оливер,— что в конечном счете сводится к тому же.
— И люди знают об этом?
— Конечно. А почему бы нет?
— Как бы тебе сказать. Все это как-то странно.
— Нисколько,— возразил Оливер.— В Нью-Йорке этим занимаются люди из высшего общества. Те, кто попадает впервые в столицу, хотели бы знать, куда им обратиться, чтобы приобрести ту или- иную вещь, и я их направляю. Или, например, Робби Уоллинг; у него пять или шесть дворцов, домов и загородных вилл, на которые он тратит несколько миллионов в год. Он не в состоянии следить за всем один. Если бы он стал всем этим заниматься сам, у него больше ни на что не хватило бы времени. Почему же ему не попросить друга помочь? Или, скажем, открывается новый магазин, и фирма хотела бы ради рекламы стать поставщиком миссис Уоллинг,— ей они предлагают скидку, а мне комиссионные. Почему бы, спрашивается, мне ее не уговорить?
— Все это очень запутанно,— проговорил брат,— значит, в магазинах нет одной определенной цены на вещи?
— У них столько же цен, сколько покупателей. Нью-Йорк кишит разбогатевшими невеждами, которые судят о качестве той или иной вещи по цене, которую за нее платят; почему бы не дать им возможности платить втридорога и чувствовать себя счастливыми? Вот, например, вечернее манто Элис: Реваль обещала взять за него с, меня две тысячи, но держу пари, что у каких-нибудь покупательниц из Монтаны или другого места она сорвала бы за точно такое же по крайней мере три с половиной тысячи.