Андреа наклонился, чтобы поднять один из пергаментов. Талант художника не вызывал сомнений.
Карандашные наброски птиц словно оживали, готовые вспорхнуть с листа. Техника сильно отличалась от того, что Андреа видел у других художников, например, у Каспара. Таинственный рисовальщик работал простым углем, и на некоторых участках штриховка успела размазаться. Неровные края придавали рисункам некоторый шарм, трогательное несовершенство, рожденное из искренности.
– Сюда нельзя.
Приглушенный, но твердый голос Пирама вывел Андреа из задумчивости.
Застигнутый врасплох, Андреа обернулся.
– Дверь была открыта, – будто оправдываясь, ответил юноша.
– Это не дает вам права заходить в комнату хозяина.
– Мне и в голову не приходило, что сюда нельзя. Твоя госпожа сказала чувствовать себя как дома. Я понял ее буквально.
Оправдания Андреа не возымели действия, и Пирам безучастно указал ему на выход. Незваный гость, не дрогнув, подчинился. Отверженный бросил последний взгляд на дверь, после чего вновь запер птиц во мраке каменной клетки.
– Как думаете, она хочет вернуть своего жениха?
Эвандер выдумал свою гипотезу во время ужина. Дезидерия прислала им индейку, запеченную с финиками, которую троица и поедала на одной из террас поместья.
– То есть принцесса Элоиза собирается замуж за жениха госпожи Дезидерии? – неуверенно переспросила Фисба.
– Это бы многое объяснило! Тогда он просто обязан оказаться первым красавцем Фаоса! Таким, чтобы принцесса не могла смириться с тем, что он достанется кому-то еще! И потом, если он того же положения, что и Дезидерия, то он, наверное, сказочно богат.
– Полагаю, что принцесса на финансы не жалуется. Вряд ли она без гроша в кармане.
– Он не жених Дезидерии, – вмешался Андреа, немало удивив Эвандера.
– В самом деле? Почему ты так решил?
– Если бы Дезидерия была помолвлена, она носила бы золотую ленту. А это не так.
– Он прав, – отметила Фисба.
– К сожалению, я не такой наблюдательный, – разочарованно протянул Эвандер.
В Серебряном королевстве был обычай: когда пара решала пожениться, помолвленные обменивались золотой лентой. Ее можно было повязать где угодно: на запястье, шею, палец, лодыжку, руку или даже голову. Лента символизировала связь со Светом, который должен был вскоре соединить их. Традиция стала такой популярной, что ее переняли жители соседних Медных равнин.
– Как думаешь, кто этот таинственный жених принцессы Элоизы? – спросила Фисба у Андреа. – Во всем Фаосе никто не говорит о нем и даже не знает его имени.
– Это кто-то близкий Дезидерии.
– Друг или, может, сын…
– Сын? – встрепенулся Эвандер. – Она не так стара, чтобы иметь сына брачного возраста! К тому же непохоже, чтобы она была замужем.
– Одно можно утверждать наверняка: она хочет, чтобы личность жениха оставалась неизвестной. Любой радовался бы, женись его родственник на принцессе. Это мечта многих знатных родов. Но не Дезидерии…
Друзья притихли, насторожившись.
– Мне все это не нравится, – призналась, наконец, Фисба.
– Постарайся посмотреть на это с другой стороны. Завтра ты идешь во дворец, где будет шанс познакомиться с целой кучей прекрасных молодых людей, несомненно обладающих…
– Предлагаешь ориентироваться на месте, чтобы…
– …понять, что ни один из них мне в подметки не годится! – закончил он за Фисбу.
– Стоило догадаться, – ответила девушка, приподняв бровь.
И все же на ее лице заиграла улыбка. Она слизнула сладкий соус с пальцев и поднялась.
– Я иду спать, – попрощалась Фисба. – Не засиживайтесь. Завтра будет интересный день.
Фисба ушла. На террасе с каждой минутой становилось все темнее. Андреа уже начинал различать звезды, проглядывавшие из мрака, накрывшего их с головами. Не отрывая взгляда от ночного неба, он повернулся к товарищу:
– Тебе не стоит так давить на Фисбу, – заметил Андреа.
– Ты прав. Порой мне кажется, что я сам не верю в то, что говорю…
– Что ты хочешь этим сказать?
Эвандер притянул к себе колено, после чего поделился:
– Я перестал верить, что однажды Фисба полюбит меня.
– Но ты говоришь ей обратное! – воскликнул Андреа.
– Она так переживает из-за того, что ей надо найти мужа, избежать вступления в Культ. Фисба уверена, что никто не захочет ее, что она не заслуживает любви. Когда я вижу, как Фисба переживает, мне хочется отвлечь ее.