Дослушав горестный крик души подруги до самого конца, Римма закурила тонкую сигаретку и, довольно улыбнувшись, заговорщицки подмигнула Оксане.
— Ксюня, наказать твоего охламона можно легко и непринужденно, сделать это даже легче, чем выпить рюмочку стоящего ликера, — твердо произнесла она.
— Ты в этом уверена? — недоверчиво покосилась Бубнова.
— К гадалке не ходи. С этой квартирой твой Нестеров уже пролетел. Прописав ребенка на жилплощади отца (на что, заметь, по закону ты имеешь полное право), через какое-то время ты сможешь прописаться к самому ребенку, что тоже оговорено законом. Делается это не сразу, а после твоего развода с отцом ребенка, но все же делается.
— Развода? — ахнула Оксана.
— Ну ты же не собираешься всю жизнь куковать с этим, как ты говоришь, тюфяком? Нет. Тогда в чем проблема?
— Ни в чем, — чуть слышно отозвалась Бубнова.
— Тогда не перебивай меня. Того, что ты имеешь право на эту квартиру, отрицать не станет ни один судья, — заверила она, — а недотепа, который решит это сделать, в один момент станет бывшим судьей, это я тебе пообещать могу, клянусь своим лысеньким пескоструйчиком. Пара лишних поцелуев в блестящую лысинку — и берите его голыми руками, он будет на все готов, на все согласен. Но… — многозначительно притормозила она, — этого недостаточно, чтобы искупить полгода твоей молодой загубленной жизни.
— А что еще?
— Ты говорила, у Нестерова есть сын Володя четырнадцати лет? — криво усмехнулась она. — И живет этот самый Володя с маменькой в роскошной «трешке»?
— Есть, — подтвердила Бубнова. — И что?
— И очень даже хорошо, — засмеялась Козлова, — потому что «трешка» — хорошая разменная монета, в отличие от твоего однокомнатного клоповника.
— Да его бывшая быстрее удавится, чем разменяет «трешку»! — воскликнула Бубнова. — И потом при чем здесь Володя?
— Четырнадцать — это такой нежный возраст, когда за мальчиками нужен глаз да глаз, — сочувственно вздохнув, авторитетно проговорила Римма. — И знаешь, в этом возрасте с ними иногда случается такое, что лучше бы их матерям, как ты говоришь, удавиться заранее.
— Ма, я догадываюсь, что не вовремя, но факты — вещь упрямая. Понимаешь, произошла непредвиденная накладочка, — произнес Володя и, посмотрев на мать, совсем по-детски шмыгнул носом.
— Что еще за накладочка? — нахмурилась Светлана и вопросительно посмотрела на сына, который держал в руках пару почти не ношеных кроссовок.
— Скорость моего роста явно опережает критерии пригодности данной вещи, — в замешательстве пробормотал Володя, ставя на пол одновременно и кроссовки, и ногу, одетую в темный хлопчатобумажный носок. Большой палец правой ноги мальчика был длиннее принесенной им обуви, по крайней мере, сантиметра на полтора-два.
— Вовчик, поделись, как тебе это удается? — удивилась Аленка. Она сидела в кресле и наслаждалась порцией сливочного пломбира. — Если мне не изменяет память, эти «лыжи» мама купила тебе месяца три назад, не больше, по-моему, ты их и десяти раз не надел.
— Против природы не попрешь, — внешне непринужденно рассмеялся Володя, но по выражению его глаз было видно, что обращаться к матери с просьбой о внеочередной покупке ему ужасно неловко. — Я и сам гадаю, в кого я такой? Мало того, два метра несчастья, так еще и с обувью полнейший облом: следующий размер только чемодан, — проговорил он, разводя руками и виновато поглядывая на женщин. — Ума не приложу, как это я так «удачно» сумел, — пожал плечами он и кивнул на злополучную пару обуви, немым укором стоящую на середине комнаты.
— Ладно, сынок, — успокаивающе проговорила Светлана, проводя по его непослушному светлому чубу ладонью, — не огорчайся, это не самая большая беда, переживем как-нибудь.
— И правда, хорошего человека должно быть много, — весело подхватила Аленка, — если не в ширину, то хотя бы в длину. Для мужчины плохо, когда он маленький, а когда два метра — это, наоборот, к счастью. Подожди, скоро все девчонки твои будут, такого двухметрового блондинистого счастья с голубыми глазами не пропустит ни одна.
Залившись краской, словно маленький, Володька опустил глаза.
— Во-первых, они у меня не голубые, а серые, а во-вторых, все мне не нужны, — негромко проговорил он.
— Ого! — моментально уцепилась Аленка, — когда не нужны все, значит, нужен кто-то один. Может, просветишь?
Покраснев еще сильнее, Володя смущенно отвернулся, стараясь не смотреть на Алену. Разговаривать на эту тему он был еще не готов, тем более с этой балаболкой сестрой, готовой трещать о чем угодно днями и ночами, лишь бы хоть о чем-то говорить.