Второй позитив обнаружился в письмах Талля. Я бегло просмотрел их, рассортировал. Из самого важного: профессор переписывался с Эмилем фон Берингом, который недавно представил свой антитоксин против дифтерии и теперь призывал медиков в разных странах участвовать в его испытании, в том числе и Талля. Тут можно было сразу включиться в исследования, зарекомендовать себя парочкой статей – материал богатый. Антитоксин в итоге окажется не так эффективен, и можно к этой мысли аккуратно подвести европейские медицинские круги. Разумеется, ни с кем не ссорясь.
Кроме того, Талль громил в своей корреспонденции Коха. Будущий Нобелевский лауреат сел в лужу с лекарством против туберкулеза, который он сам ранее и открыл. Туберкулин Коха не только не лечил болезнь, а еще и усиливал ее. Все научное сообщество бурлило возмущением: захотел по-быстрому срубить много денег, нормальные исследования не провел, да еще и вколол лекарство своей семнадцатилетней возлюбленной. Отношения пожилого мужика и немецкой «Лолиты» отдельно доставляли. Возраст согласия? Нет, не слышали.
Адреса ученых были у Талля заботливо выписаны на отдельном листке. Все, что мне оставалось, это написать на английском стандартное письмо, сделать несколько копий. Так, мол, и так, профессор трагически погиб, я его ученик, готов подхватить упавшее знамя… И все в таком духе. Первое знакомство, считай, состоялось.
Неделя перед Рождеством пролетела в заботах. Сначала меня порадовал Кузьма, который по моей просьбе разыскал в Зарядье магазин готовой китайской одежды и купил несколько белых халатов (их мастера Поднебесной еще не успели расшить). Спецодежда встала мне в копеечку, но я отнесся к этому как к вложениям в собственное дело. Ведь врачебная практика – это и есть бизнес, только медицинский. У меня даже рукописные расценки появились на самые ходовые манипуляции: вскрытие гнойника – пятьдесят копеек, гипс наложить – рубль, и так далее по списку…
Приходящей к хозяйке портнихе заказал десяток масок из марли, купил в соседнем магазине очки без диоптрий. Стерилизацию пока решил проводить банальным кипячением на спиртовке, тут трудностей не намечалось.
Приближающиеся праздники принесли облегчение и в практике. Отходники потянулись из города, поток пациентов резко спал. Сложных случаев не было, самое тяжелое – обезболивание последствий удаления зуба мудрости у чиновника канцелярии генерал-губернатора. Дантист пытался вырвать его долго, со слов болезного. Качал его, качал. Потом сломал. А потом уехал. Вот тут-то я и понял. Туберкулез, полиомиелит, что угодно ждет. А вот человеческая боль, увы, нет. Срочно нужен новокаин. Моя секретная тетрадочка будущего Нобелевского лауреата пополнилась новой записью. А челюсть обезболили кокаином, предварительно промыв содовым раствором.
С перчатками решил просто. Никакого латекса в московских лавках не было и в помине, купил пару десятков белых нитяных перчаток, предназначенных для офицеров и жокеев. Разумеется, менять их после каждого пациента было нереально, но раз в день отдавать в стирку прачке в соседнем переулке оказалось вполне возможно. И даже не очень накладно.
Белый халат, перчатки, маска – все это привело к тому, что по району поползли про меня разные слухи. Дескать, а доктор-то с придурью, странноватый. Людьми брезгует, пациентов боится. Вон, в хирургических театрах врачи просто закатывают рукава и засовывают мытые руки в рану – и ничего, все довольны. А тут какой-то доцент выдумывает свои правила. Сначала на прием явился Серафим. Нет, не шестикрылый, а обычный, из церкви Афанасия и Кирилла на Сивцевом Вражке. Осмотрелся, позадавал невинные вопросы: как, мол, дела, есть ли трудности с практикой. Напомнил, что теперь надо являться к исповеди-причастию, и на этом отбыл.
Сразу после «шестикрылого» в приемный покой заявился пузатый чиновник из МВД. Представился Назаренко Никодимом Петровичем. Отряхнулся от снега, с ходу захотел чая – обозначил, значится, себя как главного. Выдув два стакана, потребовал журналы учета, карты. Было сразу видно, что не особо-то он ими интересуется, бегло ищет компромат. Документы я вел аккуратно, поэтому тут было не придраться. В ход пошла жалоба. Оказывается, асессор накатал на меня телегу: мол, я виноват, что у него потом возникло гнойное воспаление. Так сказать, «поимел на меня зуб».
– Что будем делать? – Назаренко возвел глаза к потолку, почмокал губами.
– Судиться, – пожал плечами я. – Если господин Трубин имеет претензии к моей работе, пусть нанимает адвоката. Все врачебные документы по этому случаю я вам предоставил, принесу их в суд.