– Вас мне посоветовали знакомые. – Бестужева выглянула из-за ширмы, на ней уже была маска, скрывающая зияющий провал на обезображенном лице. – Сказали, что в Москве появился чудо-доктор.
– Так уж и чудо, – вздохнул я. – Смотрите, какая у нас с вами ситуация.
– Как необычно вы выражаетесь…
Я чертыхнулся про себя.
– Вылечить болезнь при нынешнем уровне развития врачебного дела, увы, нельзя. Но можно облегчить. Во-первых, никакой ртути, свинца и прочего добра. Он них вреда намного больше, чем пользы. Во-вторых, провал в носу можно попробовать заделать.
Бестужева прижала руку ко рту. Из-за ширмы теперь выглянула растерянная Виктория.
– Работает это так. На руке делается надрез, приподнимается кожа. Ее один конец приживляется к вашей ране, второй остается на руке. Операция сложная тем, что легко занести заразу и получить заражение. Кроме того, примерно неделю придется удерживать руку возле… хм… носа. Ее конечно, привязывают, но любое неловкое движение…
– Я готова!
Мне даже не дали договорить.
– Любые деньги, ради бога, помогите! Я отставлена от света, все салоны для меня закрыты, последний раз была на балу два года назад!
Мощно так жизнь женщину потрепала…
– Не так быстро. Операция не очень известна и распространена, надо подготовиться. Мне нужно связаться с коллегами, все обсудить. Оставьте Виктории Августовне свой адрес, дам знать, как узнаю.
– Очень надеюсь, доктор!
– А я даже представить себе не могла, что такие операции делают, – сказала Вика.
– Давно, с начала девятнадцатого века.
– Как же быстро развивается медицина, – вздохнула девушка. – А я все, что знаю, так это как вылечить ожог от крапивы. Как будто родилась в семье сапожника.
– И как же? – удивился я. Про лечение крапивных ожогов я ничего не слышал.
– Срываешь одуванчик, раскрываешь его ножку пополам и смазываешь место, где болит. – Вика засмеялась звонко и беззаботно.
– Как просто! И помогает?
– Даже не сомневайся.
Вот мы и перешли окончательно на твердое «ты». Увы, это было единственное белое пятно на фоне той чернухи, что пошла дальше.
Синеющий ребенок лет десяти («а бог знает, скоко ему») с застрявшей в горле костью, затем буквально через пять минут – избитая женщина. На нее я еле взглянул, осматривать подробнее не было времени. Пора было заниматься мальчишкой, который уже и не дышал толком. По привычке сунув щетку между зубами, чтобы ненароком не укусил, я залез пинцетом в горло, с третьей попытки подхватил кость. Сломал. Пришлось вытаскивать по кускам.
– Как же твой прием, что ты мне демонстрировал? – шепнула мне на ухо Вика.
– Это работает, только если застрявшая пища ничем не цепляется в трахее. – Я наконец вытащил осколки кости, перевел дух. Ребенок начал розоветь, а потом и плакать.
С женщиной вышло все хуже. Пока я возился с парнем, Вика с помощью одной из сопровождающих за ширмой раздела пострадавшую до пояса. Да уж, досталось бедолаге. На лице живого места нет, всё опухло, в крови. Что там и где, разбираться потом буду, потому что одышка у нее была выше пятидесяти, наверное. Только чуть слышно хрипит «не могу дышать», и всё. А пульс и вовсе еле нащупывался, тоненькой ниточкой бьется с предельной скоростью. Кровит где-то внутри? Да не где-то, на правом боку прямо яма. Два? Или три ребра? Плохо дело. Сунулся со стетоскопом – справа уже и не слышно ничего. Уровень жидкости… есть такое. Гемопневмоторакс. Мои поздравления, Евгений Александрович, вы только что выиграли приз.
Рядом причитали родственники обоих полов, которые только что отбили ее у мужа-ревнивца. Работать не дают…
Тут не получится обойтись давящей повязкой и отправить женщину в больницу. Она уже не бледная – синяя, хватает воздух губами.
Я подошел к бородатому мужчине с окладистой бородой и сединой в волосах:
– Вы главный? – И когда тот растерянно кивнул, продолжил: – Надо резать. Выпустить воздух из легкого. И зашивать.
– Как резать, батюшка?!
– У нее кровь горлом идет. Видите красную пену на губах? Не довезете до больницы.
Надо срочно дренировать. Черт, как же не хватает банального рентгена. Ультразвук так и вовсе кажется сейчас космической технологией пришельцев.
У родственников начались стенания, заламывания рук. Мужик (скорее всего, отец женщины) растерялся, схватил за руку, спросил, не надо ли послать за священником?