Адреса ученых были у Талля заботливо выписаны на отдельном листке — все, что мне оставалось, это написать на английском стандартное письмо, сделать несколько копий. Так мол и так, профессор трагически погиб, я его ученик, готов подхватить упавшее знамя… и все в таком духе. Первое знакомство, считай, состоялось.
Неделя перед рождеством пролетела в заботах. Сначала меня порадовал Кузьма. Который по моей просьбе в Зарядье разыскал магазин готовой китайской одежды, и купил несколько белых халатов — их мастера Поднебесной еще не успели расшить. Спецодежда встала мне в копеечку, но я отнесся к этому, как к вложениям в собственное дело. Ведь врачебная практика — это и есть бизнес. Только медицинский. У меня даже рукописные расценки появились на самые ходовые манипуляции. Вскрытие гнойника — пятьдесят копеек, гипс наложить — рубль и так далее по списку..
Приходящей к хозяйке портнихе, заказал десяток масок из марли, купил в соседнем магазине очки без диоптрий. Стерилизацию пока решил проводить банальным кипячением на спиртовке — тут трудностей не намечалось.
Приближающиеся праздники принесли облегчение и в практике. Отходники потянулись из города, поток пациентов резко спал. Сложных случаев не было, самое тяжелое — обезболивание последствий удаления зуба мудрости у чиновника канцелярии генерал-губернатора. Дантист пытался вырвать его долго, со слов болезного. Качал его, качал. Потом сломал. А затем уехал. Вот тут то я и понял. Туберкулез, полиомиелит, что угодно ждет. А вот человеческая боль, увы, нет. Срочно нужен новокаин. Моя секретная тетрадочка будущего нобелевского лауреата пополнилась новой записью. А челюсть обезболили кокаином, предварительно промыв содовым раствором.
С перчатками решил просто. Никакого латекса в московских лавках не было и в помине, купил пару десятков белых нитяных перчаток, предназначенных для офицеров и жокеев. Разумеется, менять их после каждого пациента было нереально — но раз в день отдавать в стирку прачке в соседнем переулке — оказалось вполне возможно. И даже не очень накладно.
Белый халат, перчатки, маска — все это привело к тому, что по району поползли про меня разные слухи. Дескать, а доктор-то с придурью, странноватый. Людьми брезгует, пациентов боится. Вон, в хирургических театрах врачи просто закатывают рукава и засовывают мытые руки в рану — и ничего, все довольны. А тут какой-то доцент выдумывает свои правила. Сначала на прием явился Серафим. Нет, не шестикрылый, а обычный, из церкви Афанасия и Кирилла на Сивцевом Вражке. Осмотрелся, позадавал невинные вопросы — как мол дела, есть ли трудности с практикой. Напомнил, что теперь надо являться к исповеди-причастию, и на этом отбыл.
Сразу после «шестикрылого» в приемный покой заявился пузатый чиновник из МВД. Представился Назаренко Никодимом Петровичем. Отряхнулся от снега, сходу захотел чая — обозначил, значится, себя как главного. Выдув два стакана, потребовал журналы учета, карты. Было сразу видно, что не особо то он ими интересуется — бегло ищет компромат. Документы я вел аккуратно, поэтому тут было не придраться. В ход пошла жалоба. Оказывает асессор накатал на меня телегу — мол, я виноват, что у него потом возникло гнойное воспаление. Так сказать «поимел на меня зуб».
— Что будем делать? — Назаренко возвел глаза к потолку, почмокал губами.
— Судиться, — пожал плечами я. — Если господин Трубин имеет претензии к моей работе — пусть нанимает адвоката. Все врачебные документы по этому случаю я вам предоставил, принесу их в суд.
Никодим Петрович погрустнел. Во врачебный кабинет засунул голову Кузьма. Показал мне, как трет палец о палец.
— Также рекомендую отвизитировать пристава. Господин Блюдников даст на мой счет рекомендации.
Мадам Блюдникова пошла на поправку, кашель у нее был уже остаточный, температура спала — в своих позициях «на районе» я был уверен на все 100 %.
— А вот почему вы весь в белом? — пошел в ответную атаку Назаренко. — По какому такому распоряжению носите этот странный халат, перчатки?
— А какое распоряжение запрещает врачу иметь рабочую форму? — не остался в долгу я, достал из шкафа белую шапочку, что мне сшила домохозяйка, помахал ею — Или в министерстве были какие-то новые указание на сей счет?
Чиновник совсем подувял. Начал вздыхать, рассматривать потолок. Но не уходил. Теперь уж повздыхал я. Наконец, пересилил себя. Взял жалобу, засунул туда пять рублей. После чего сложил бумажку пополам и вернул обратно. Лицо Назаренко расцвело.