— Почитайте. Ваше согласие на участие в испытаниях.
— Ах, что там читать? Давайте, — и она не глядя подтвердила щит для моей задницы от местной прокурорской братии. — Укол сегодня?
— Прямо сейчас. Велите принести чашку с горячей водой, раствор согреть надо.
— Погодите, — женщина взяла колокольчик со стола. — Агафья!
— Сей момент несу! — отозвалась служанка, очевидно, торчавшая под дверью.
Я решил начать с двух кубиков. Не много, но и не мало. Посмотрим, что там с лихорадкой получится, повторим для верности раза три, все спирохеты, которые к этому времени выжили, передохнуть должны.
Согрел раствор, набрал в шприц.
— Ну что же, Антонина Григорьевна, ложитесь, и предоставьте мне ягодицу.
Вот есть одна особенность у пациентов, которые лечились долго. Они напрочь теряют чувство стеснения перед медиками, и без всяких танцев с бубном предоставляют запрошенный участок своего организма. Включая те, что и на супружеском ложе не всегда демонстрируют. Понимают, что не из праздного интереса это делается.
Смазал обильно спиртом место предстоящей инъекции, и без лишних предисловий вогнал иглу в мышцу.
— Сейчас ввожу лекарство. Медленно. Придется потерпеть…
— Охохох! — простонала Бестужева. — Это… точно больно… оооооой!!!
— Готово, — сказал я, извлекая иголку, и прикладывая ватный шарик со спиртом. — К вечеру поднимется жар, почувствуете ломоту в теле, слабость… Короче, нехорошо будет. Мы обсуждали с вами этот момент. Терпите. Это ради вашего выздоровления. Если что — вызывайте меня. А теперь позвольте откланяться, много работы.
— Подождите, — Бестужева встала, тихо охнув, вытащила из недр одежды конверт, и подала мне. — Это вам, Евгений Александрович.
— Не возьму. Я же сказал — результат через полгода только, если не будет новых осложнений.
— Берите. Это от чистого сердца. Вы со мной… как с нормальной… Не побрезговали. Первый за много лет. Я в вас верю.
Уже на лестнице я приоткрыл конверт, заглянул. Ого, немало. Деньги крупного номинала сейчас и размер серьезный имеют, раза в четыре больше привычных мне в двадцать первом веке, и чтобы они уместились в конверт, их сложили пополам. Я заметил только, что банкнот много, и на верхней изображен император Николай Павлович. Считать не стал, велю Кузьме в перчатках утюгом хорошенько прогладить, а перчатки сжечь потом. Потому что хоть взгляд у меня и не брезгливый, но заражаться не хочется, даже и с таким минимальным риском. Так что еще раз руки спиртом протереть не помешает.
Ну вот, приехал, не договариваясь, а Боброва нет. Вроде как обещался скоро быть. Но я уже знаю это местное «скоро». От пяти минут до бесконечности. Ничего, подожду. Основные дела позади. Да и встреча предстоит сложная. Признаваться надо в любом случае — обман считается проступком более серьезным, чем какое-то вмешательство в лечение.
Надо было взять хоть газету какую-нибудь, уже не так скучно. А так приходится смотреть на стены с потолком. Но маялся недолго. Бобров почти взбежал по лестнице.
— Евгений Александрович! День добрый! Надеетесь еще какую-нибудь операцию сделать? Так это мы организуем! Больных хватает! Проходите! — и мы вошли в его кабинет.
— Я хотел справиться о Повалишиной.
— А что с ней? Сейчас узнаем, — он подошел к двери, открыл ее, и крикнул: — Федорчук! Ко мне зайдите!
Послышалось буханье тяжелых шагов, и в кабинет, постучав, вошел, наверное, фельдшер. Высокий, седоватый, с явно военной выправкой. Отставник, скорее всего. Мне бы такого — тылы прикрывать.
— Слушаю, доктор, — глуховато обозначил он готовность выполнить указания начальства.
— Будь добр, узнай, какая там температура у больной Повалишиной. Знаешь, где лежит?
— Сию минуту.
— А что случилось? — спросил Бобров. — Утром вроде неплохо было, я на обход быстро сходил, будто даже получше стало.
— Давайте дождемся результатов.
— Вы как вчера добрались? Я, признаться, немного увлеченно накануне с Викторией Августовной спорил… Она не в обиде?
— Да нет, что вы, — махнул я рукой. — Всё в порядке. Счастлива, что побывала на операции.
— И даже в обморок от крови не упала. — хохотнул Бобров.
Вернулся Федорчук, доложил:
— Тридцать шесть и восемь, сказали, на перевязке воспаление меньше намного. В сознании, поела.
— Спасибо, можете идти, — велел Бобров, и повернулся ко мне. — Как видите, всё хорошо. Сам удивляюсь, динамика… не предполагала такого развития событий.
— Это я… Простите, Алесандр Алексеевич, — я встал. — Вчера тайком пробрался в палату и посыпал края раны стрептоцидом. Я пойму, если из-за этого…