Из запомнившегося — вскрытие гнойника в горле подростка тринадцати лет. Паратонзиллярный абсцесс — штука опасная, если вовремя не вскрыть. Тут опять пригодился стрептоцид. На применение которого меня благословила веселая и чуть поддатая мамочка, чей статус я затруднился сразу определить. Вроде и одета как дворянка. А речь, более подходящая купчихе или даже крестьянке — простонародная. Попадья? Или жена чиновника?
Аграфена мне старательно строила глазки, хихикала моим шуткам, чем вызвала натуральную ревность Вики. Она начала громко звенеть шприцами, кюветами, потом прерывать наш разговор какими-то неуместными «детскими» вопросами. Гной из горла пришлось отсасывать резиновой грушей, процедура затянулась. Под конец моя помощница уже просто рычала на «попадью», а когда вопрос дошел до расценок — озвучила оплату по высшей категории.
На что Аграфена, ничуть не смутясь, вытащила не купюры, а… чековую книжку. После чего попросила письменный прибор. И промокашку. В чеке была вписана сумма в два раза больше той, что озвучила Виктория. А на обратной стороне был вписан адресочек.
Честно сказать, я к такому повороту был не готов. Ну фигуристая такая, с высокой грудью, зелеными и дерзкими глазами. Волос не разглядеть под платком, на руках перчатки. Все-таки дворянка? И чек… В Азовско-Донской банк. Непривычно. Может жена какого-то старшины? Или бери выше — казацкого полковника? В карточке были указаны имя и фамилия подростка — Иван Тихомиров. И они мне ни о чем не говорили.
— Почему только работа? — дельно обиделся я, пряча чек не в кассовый ящик, а в карман. Не дай бог Вика что-то увидит на нем — скандал будет. — Мы недавно на выставке были.
— И там ты работал! Подсовывал документы чиновникам.
Талль села напротив меня, сложила руки на груди. Типичная закрытая поза, которая ничего хорошего не сулила. Насколько быстро взрослеют женщины. Два месяца назад я первый раз увидел девушку. Классическая выпускница пансиона, глаза в пол, румянец на щеках… А сейчас!
— Тебе ведь понравилась эта Аграфена? Скажи честно!
Ни в коем случае нельзя вести никакие «честные» разговоры на подобные темы. Мой опыт просто кричал — беги!
— Я видел афишу — на Патриарших прудах, открыли платный каток — фуух, кажется, удалось перевести разговор на другую тему. Глаза Вики загорелись, она подскочила на стуле:
— У тебя есть коньки?
— Где-то были, — я мучительно покраснел, перебирая окрестные лавки, где их можно купить. Таковых не припомнилось.
— И ты умеешь кататься?
— Не очень хорошо… — мой ответ напоминал какое-то блеяние овцы.
— Я тоже! Всего семь раз каталась в Берлине, — Вика встала, закрыла дверь кабинета. Присела мне на колени, обвила меня руками за шею.
— Прости меня, ради бога! Я веду себя как ревнивая дура!
— Ты просто устала! — выдал я неубиваемый аргумент. — Поехали завтра с утра кататься на коньках!
— Поехали!
Достать коньки — стало еще тем квестом. Из лавок меня футболили на раз-два-три, пришлось обратиться к домохозяйке. Та отправила к кузнецу на соседнюю улицу. Он покопался у себя в шкафах, нашел парочку лезвий, которые крепились к ботинкам кожаными ремнями. И это был ад. Коньки плохо прилегали к обуви, я то и дело падал на лед. Чем вызывал у Вики приступы смеха. Ее инвентарь был на порядок лучше, а главное — обкатанный. Однако постепенно приноровился — помогли тренировки с Ли Хуанем, когда я учился на чурбаках держать баланс в разных стойках.
На Патриках было весело. Играл духовой оркестр, вокруг катались улыбающиеся, раскрасневшиеся люди из совершенно разных слоев московского общества — дворяне, купцы, крестьяне. Пожалуй, каток — это единственное место, кроме бани, куда можно было попасть кому угодно всего за десять копеек. Я увидел, что у одного из катающегося из-под пальто выглядывает черная ряса. Ага, значит и священнослужители в наличии. Полный комплект!.
— Смотри! Сам граф Толстой! — дернула меня за руку Вика и я чуть опять не грохнулся. Взмахнул руками, но все-таки смог удержать равновесие.
— Осторожней!
— Извини… С дочками катается.
Я посмотрел в сторону, куда глядела Виктория, увидел мощного мужика с седой окладистой бородой, в бобровой шапке. Позади него катились две девушки, взявшись за руки.
— Точно Толстой?
— Он самый, не сомневайся. Вся Москва знает, что он тут катается, когда приезжает в город из своей Ясной Поляны.
Подойти что ли… Взять автограф. Ведь раритетом будет. Но бедного Толстого такие просители, небось, уже давно достали. Нет, не буду наглеть и портить Льву Николаевичу катания.