— …стало быть идем мы по Дурновскому переулку, а там грохот, господи-помилуй, летит энта сосуля, — правый шлепая губами, начал мне рассказывать и показывать в лицах, что произошло.
Я сбросил шубу на руки Вики, быстро помыл руки. Накинул халат. Потом приступил к осмотру пострадавшего.
Сосулька пробила череп насквозь! С правой стороны. В нем она и осталась — выходное отверстие было в районе скулы. Я смотрел на это все и не мог поверить глазам. Человек был жив! И даже в сознании. Кровило уже мало — Вика как смогла, перевязала мужчину. И сверху и снизу.
— Вы меня слышите?! — громко в лице пострадавшему произнес я.
— Да… — тихо ответил тот.
— Как вас зовут?
— Г… Гришин.
— Родственники есть? — спросил я покалеченного. — Адрес какой?
Увы, тот лишь закрыл глаза. Проверил пульс. Есть. И что же делать? Вынимать сосульку? Так это может его прикончить. Ему и так считай без половины головы дальше жить. Если выживет. А сосулька тем временем таяла — с ее конца капала густо подкрашенная кровью вода.
— Господи, что же делать? — Вика комкала в руках перчатки. — Женя, давай ее вынем. Я сбегаю за щипцами к кузнецу. Который тебе коньки делал. Тут рядом.
— Нельзя, — я покачал головой. — Усилится кровотечение. Сейчас лед подморозил сосуды. Сделай пока укол камфоры.
Я повернулся к крестьянам.
— Вас как зовут?
Оба оказались Иванами. Их я послал ловить извозчика, сам рванул к Пороховщикову звонить в университетскую клинику. Как назло Боброва на месте не было, но удалось поймать Адриана — ординатора хирурга. Тот мне клятвенно пообещал, что подготовит операционную и выцепит кого-то из профессоров. И тут же предложил позвать прессу. Ну как же не устроить в анатомическом театре шоу под названием «мы вынимаем сосульку из черепа»…
Строго запретил. И даже пригрозил пожаловаться Боброву, если шоу все-таки будет устроено. Пока созванивался и перекрикивался с ординатором — связь оставляла желать лучшего, крестьяне успели поймать извозчика.
Переносили больного Гришина в шесть рук. Очень аккуратно. Вика отдельно придерживала сосульку. Кровотечение усилилось, бинты промокли. Довезем, не довезем? Также вдвоем мы и ехали — попеременно придерживая сосульку и умоляя извозчика ехать тише.
В клинике нас выбежали встречать чуть ли не половина всех врачей.
— Неужто живой?! — всё причитал Адриан, помогая перекладывать Гришина на носилки.
— Дышит, — я попросил у Вики зеркальце, приложил ко рту. Запотело.
Выбирать здание для скорой ехали в мрачном расположении духа. Гришин умер на операционном столе, не приходя в сознание — Боброву пришлось успокаивать впечатленную чужой смертью Вику, пока я размывался. Честно сказать, хотел отменить маклера. Но сотовых телефонов еще не будет лет сто, а обычного у Бориса Абрамовича не было — пришлось к часу дня тащиться на встречу с ним на Большую Молчановку. Там был дом на продажу. Вика увязалась следом за мной — не столько смотреть дома, сколько выговориться по дороге.
— Я прямо чувствую, как черствею душой, — жаловалась мне в санях Талль. — Намедни приходил свататься Емельян Федорович.
— Хрунов?
— Да. Маменьки не было дома — так я обругала его и прогнала прочь.
— Как обругала? — поинтересовался я, разглядывая Вику. Тяжело ей. Врачебное дело вообще нелегкое, медики быстро выгорают, а потом еще и профессионально деформируется психика. Цинизм, вульгарность… Хочу ли я, чтобы такой стала дочка профессора?
— Ты почему так на меня смотришь? — обеспокоилась Виктория.
— Как так?
— С жалостью.
— Потому, что жалею тебя. Ну и чем там кончилось с прокурором?
— Мне так стыдно. Нагрубила ему.
— Приехали, барин! — к нам повернулся кучер, сделал «тпру» лошадке. — Вон он, ваш желтый дом.
Я пригляделся. Рядом с воротами были припаркованы еще одни сани, в которых укрывшись пологом, сидел низенький, чернявый мужчина в тонком пальтишке. Увидев нас, он вышел, похлюпал галошами к дому.
— Борис Абрамович? — поинтересовался, пожимая руку чернявому. Сколько ему лет? Под полтинник. Явно из евреев, но не очень понятно, как обошел черту оседлости. Выкрест? Представил Вику, объяснил ей, что маклера порекомендовал Калашников и тот может продать, купить обратно и продать снова всю Москву.
— Очень ррад знакомству, — «Березовский» — так я про себя решил называть картавого Бориса Абрамовича, поклонился. — Прройдемте в дом, ключи у меня есть.
Да уж, речь у специалиста по недвижимости грассирующая, как у актера любительского театра, пытающегося изобразить французский акцент. Главное, не начать смеяться в начале общения, потом, надеюсь, привыкну как-нибудь.