Тут подоспели секунданты, буяна оттащили, и я продолжил то, за чем приехал — оказывать догоспитальную помощь. Пока я колол морфий, резал и бинтовал, возле меня присел Радулов.
— Вы же дворянин, господин Баталов? — тихо спросил он.
— Ага, — ответил я, накладывая очередной тур бинта на многострадальную голень Неверова.
— Надо вызывать, — констатировал поручик. — Я готов быть вашим секундантом. За шкирку, как простолюдина… Такое не прощают.
У меня прямо закипел мозг. Радулов — секундант Неверова. Это он так решил отомстить графу за «боксера»?
Я мысленно взвыл. На кой хрен я здесь? Влез в этот блудняк? Чего я плохого сделал, что мне такое?
— Отказаться, я так понял, нельзя?
— Только если граф принесет вам извинения.
Что же, делай, что должен и свершится, чему суждено. Я поднялся и подошел к Шувалову, которого всё еще держали под руки его секунданты. Конечно, держите меня семеро.
— Граф, вы повели себя бесчестно. Я — тамбовский дворянин, Евгений Баталов. Если вы не извинитесь, буду вынужден вызвать вас.
— Перед кем? Перед тобой, штафирка? Завещание пиши! — Шувалов был явно не в себе.
— Мой секундант свяжется с вами, — повернулся к Радулову и второму военному, чье имя мне никто не сказал. — Господа, раненого срочно необходимо доставить в больницу. Прошу оказать помощь.
Неверова мы довезли к Боброву не только живым, но даже в сознании. Радулов хотел тащить «боксера» к военным медикам, но я настоял на университетской клинике — стрептоцид, хорошие хирурги, в чьем профессионализме я был уверен. Сдав пациента и получив заверения секунданта, что он будет добиваться для поединка с графом таких же условий, как были ранее, я отправился к себе на Большую Молчановку. Внутри немного потряхивало, но умеренно. Сейчас приму сто грамм коньячка, займусь статьей про тонометр. «Русский медик» хотел что-то из архива профессора Талля — даже телеграмму прислал. Пусть новое будет про давление. Таблица показателей для разных возрастов, весов, мужчин-женщин-детей… Надо вкинуть это все в медицинское сообщество, пусть обсуждают, спорят. А еще надо самому переключиться, чтобы не думать о всем этом блудняке с дуэлью. Я и пистолета-то в жизни никогда не держал в руках дольше пяти минут. Хоть дуэльного, хоть обычного. Вот была возможность попрактиковаться с Наганом — и тот Зубатов отобрал.
— Ты что такой бледный? — Вика остановила свой обычный забег по делам клиники, подошла ко мне вплотную. Белый аккуратненький фартучек на приталенном платье, косынка, по последней моде опускающаяся на спину. Девушка явно доработала госпитальную одежду. Но когда?
И что ей отвечать? Говорить про дуэль или нет? А может, Шувалов еще одумается и принесет извинения? Это он в пылу наговорил лишнего, а сейчас ему сослуживцы мозги вправят. Или не вправят — какой-то гражданский что-то вякнул, сам должен извиняться…
— Да что-то с утра голова болит. Надо попросить Ли сделать иглоукалывание, — я посмотрел на часы. — О, как раз он сейчас с внучкой и придет.
— Дуэль? Это замечательно!
Реакция Ли Хуана на новости о поединке меня поразила. Учитель расплылся в улыбке, похлопал меня по плечу. Вот прям радуется!
— Что же здесь замечательного? — удивился я.
— Что самое важное в дуэли?
— Не быть убитым?
— Смелть это плосто этап в цепи жизней, — отмахнулся учитель.
Хорошо ему рассуждать. Буддист, верит в сансару и круговорот рождений. Хотя… судя по моей судьбе — некому Баталову тоже пора задуматься о законах, которые регулируют движение душ в мироздании.
— Ладно… — я попытался сосредоточиться. — Сохранить жизнь графу Шувалову?
— Кто это?
— Тот, с кем я буду стреляться.
— Тогда ты нашел суть. Сохланить чужую жизнь — самое важное! Нет ничего важнее жизни.
Китаец начал рассказывать про карму, про то, как легко испортить себе посмертие.
— Это все, конечно, очень интересно, — я посмотрел на часы, извинившись, прервал лекцию. — Но что мне делать прямо сейчас? Дуэль через три дня, а я не умею хорошо стрелять из пистолета. Граф же настоящий бретер, укладывает пулю в монету на двадцати шагах. Сам имел возможность наблюдать.
— И ты укладывай!
— Как?!
— Медитация в движении.
Последний месяц мы очень много времени посвятили боевому трансу. Страх, боль, лишние мысли — я научился избавляться от любых эмоций, которые мешали мне в постижении ушу. Но все это было в статичных позах, стойках.
— Плишло влемя учения кинхин!