Ну и вагонный медицинский пункт организовал. Измерить температуру, давление, послушать легкие, пощупать живот… Я пользовался известной популярностью. И даже назначил два плановых грыжесечения. После возвращения. Так как обе грыжи принадлежали самым рафинированным выпендрежникам, которые считали, что оказали мне большую честь, предоставив возможность исследовать их пах, то их носители будут приятно удивлены ценообразованием на плановые оперативные вмешательства в «Русском медике».
Было произведено аж одно настоящее оперативное вмешательство. Великая княжна Мария Павловна решила проверить правдивость рассказов Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена и сунула себе в нос вишневую косточку. Наверняка планировала вырастить дерево и есть свежие вишни не отходя от кассы. Нам удалось убедить ее Императорское высочество в бесплодности затеи, и я восстановил проходимость правого носового хода. Косточку Маша забрала на память, и удалилась в сопровождении краснолицых церберш, хихикая над моим произношением, весьма далеким от оксфордского.
Собственно, моя медицинская деятельность была единственной возможностью свидеться с Лизой. Количество обслуги, которые постоянно терлись возле нее, превышало все самые смелые фантазии. Если из моего купе на время осмотра эти клуши и выходили, то уши греть не переставали ни на секунду.
Все, что удалось — это однажды вечером вместе постоять у окна.
— Как темно! — пожаловалась княгиня, разглядывая придорожные окрестности. — Ни одного огонька.
Именно в поезде понимаешь настолько огромна Россия и насколько она не обустроена. Редкие деревеньки с дымящимися трубами, еще более редкие полустанки. Иногда небольшие церквушки. Встретишь крестьянина в телеге — уже радость. Впрочем, Ростов произвел сугубо положительное впечатление. Мосты, красивый вокзал. Ну и общая деловая суета, которую удалось поразглядывать в деталях, пока наш поезд бункеровали и заправляли водой.
— Проведут электричество — будет посветлее, — утешил я Лизу. — Поставят вдоль дорог фонари, можно будет даже подсветить церкви.
— Это как? — заинтересовалась княгиня.
— Ну направить фонарь снизу вверх на купола. И всех делов.
— Дорого будет стоить! — покачала головой Елизавета.
— Сначала да. Но потом, когда настроят много электростанций — станет дешевле.
— Да кто же их будет строить? Частный капитал? В этой пустоши?
Коммунизм в России — это всеобщая грамотность плюс электрификация всей страны. Я задумался. А нет, ошибся. Вместо грамотности — советская власть, кажется.
— Если частный капитал поддержит власть… Я бы и сам вложился. От новых лекарств пошли хорошие деньги. Создать бы попечительский фонд, да попросить освобождение от податей лет на пять, семь…
Княгиня засмеялась:
— Даже тут ты думаешь о работе! Мы едем на воды отдыхать…
Лиза накрыла на поручне мою руку своей. Какой-то разряд мигом прошел между нами. Я оглянулся вправо, влево… В коридоре, как ни странно, никого не было. Приобнял женщину за талию, поцеловал в шею. Потом, когда Лиза вздрогнула и повернула ко мне голову — нашел ее губы. Они были мягкими и зовущими.
Где-то вдалеке стукнула вагонная дверь, я с сожалением отстранился.
— Это… это был мой первый настоящий поцелуй, — тихо произнесла княгиня. — Меня всю… прямо в жар кинуло.
По вагону пошел проводник, разодетый в ливрею.
— Меня тоже… — прошептал я, еще больше отстраняясь. — Пойду к себе.
Жар никак не проходил, пришлось в купе устраивать себе тренировку по ушу. Уворачиваясь от стола и стульев, выполнил малый комплекс форм и стоек, потом помедитировал. Все-равно особо не помогало. Позвал Кузьму:
— Ты уже свел знакомство с дворецким князей?
— А как же! Распили фляжечку. Фома Аникеевич даже приказал повару сделать нам закуски. А тот уже и эти японские ролы намастрячился крутить! Принести?
— Не откажусь. Ты мне вот что скажи. Что обо мне говорят при «белом» дворе?