— Боюсь, даже вторую не выдержу, — грустно ответил парень.
— Если ты подливаешь вино обильно, рано или поздно человек отказывается пить. Теперь наполни-ка мне малую чашу.
Не успел парень долить вино, как выплеснул мудрец чашу ему в лицо. — Вот, опять пусто. Некоторые люди не проглатывают обиду.
Я сидел и ждал, когда разыщут Моровского. Что ни говори, а граф стал уверенным номером два в нашей негласной табели о рангах. И в морг он ходил тренироваться гораздо чаще других, и предлагал новшества в количествах, превышающих совместный энтузиазм остальных врачей. Понятно — нацелился на мое кресло, когда я уйду на повышение. А что такое произойдет, он не сомневается.
И пусть. Норов поляк запихнул куда подальше, хирург он хороший, а доводить персонал до мокрых штанов одним фактом своего существования умеет не хуже моего. Потому я сослал его на подстанцию, чтобы больше опыта самостоятельной работы поднабрался.
Но палка о двух концах — вот он мне понадобился, и довольно-таки срочно, а найти его не могут. Уже и вслед за ним на вызов нарочного отправили, а ответа никакого.
И когда я уже начал думать над введением в жизнь запасного варианта, Моровский явился собственной персоной.
— Здравствуйте, Евгений Александрович! Если я застрелю парочку кучеров, как думаете, суд меня оправдает? — от лица поляка можно было прикуривать — У этого подлеца ось сломалась, видите ли. Больной в карете, нас вместе с ним тряхнуло знатно. А это чудо природы только затылок чешет, «знать не знаю, как оно приключилось».
— Суд оправдает, да только ведь и следующие будут такими же, если не хуже.
— Вы меня искали? Хорошо, что ваш посланец был с каретой, мы в нее нашего пациента перегрузили. А тут недалеко было, чем телефон искать…
— Очень хорошо. Переодевайтесь, будете ассистировать на холецистэктомии.
— Кто-то… особенный? — осторожно поинтересовался граф.
— Можно сказать и так. Пороховщиков.
— Издатель «Русской жизни»?
— Да.
Вот интересно, большинство вспоминает «Славянский базар», а Вацлав — газету, к тому же, закрытую.
С тех пор как я переехал, мы с Пороховщиковым встречались редко. У него своя работа, у меня своя. Общаться интересно, но всё времени не хватает. Вот так и скатишься до уровня новогодних открыток. Хотя хорошее, несомненно, помнить надо. В отличие от плохого, это можно и забыть. Вместе с человеком, который нехорошо поступил, конечно же.
Едва я пришел из церкви, позвонила жена Александра Александровича, Эмилия Карловна. Поехали на воды в Карловы Вары, там Пороховщикову стало плохо, вернулись — и вот мы здесь, готовимся к операции. Сдвинулся от чего-то камень, пошел на выход, да застрял. Ну и самолечение до добра не доводит. Повторил все возможные грехи больных холециститом — начиная от, мягко говоря, погрешностей в диете, и заканчивая горячей грелкой под бок. Кстати, грелка — от Келера. Прогресс, как говорится, в массы!
Пороховщиков лежал в постели, бледно-желтый, осунувшийся, с темными кругами под глазами. Настоящая панда. Пока везли больного из Староконюшенного — недалеко, и километра нет, я решил, что оперировать буду «золотым» составом. С двумя ассистентами, опытной сестрой и лучшей анестезисткой. С Викой, конечно, приятно работать, но это не дренажи в разрезы пихать, когда всё на виду.
Традиционно уже начали моей командой «Приступим, помолясь». Шуточное напутствие двадцать первого века здесь превратилось в целый ритуал с крестным знамением.
Пока ассистенты — Моровский и Малышев, возились с разрезом, я вспомнил, как начинал операции под блюз. Считал своим талисманом. И даже стал напевать «Ай вент ту зы кроссроудз, фел даун он май низ».
— А у вас приятный баритон, — отметил Моровский. — Никогда не слышал, чтобы вы пели. Это на английском?
— Да, — буркнул я, замолчав. — Но выступать не планирую. Только в ванной.
— Там все певцы, — пошутил граф, и мы посмеялись.
— Давайте работать уже. Коль скоро пузырь напряженный, через мини-разрез рисковать не будем. Вацлав Адамович, лигатуру на сосуды активнее накладывайте. Мышцы рассекаем… Хорошо… Андрей Германович, печеночные зеркала?
— Готово!
— Разрезик… Ну вот и виновник торжества!
Желчный пузырь, как на картинке в учебнике, торчал в просвете раны. Огромный, багрово-синюшный. Не удивительно, что столько страданий причинял.
— Помните, мы говорили об электрокоагуляции мелких сосудов? — спросил Моровский.
— Вот как начну спать не по четыре часа, а хотя бы по шесть, так сразу и займемся, — ответил я. — Дело нехитрое, думаю, хватит пары десятков кроликов в жертву. Не отвлекаемся… Пунктируем пузырь…