— Сей момент — произнес телеграфист, молодой парень с красивыми вьющимися волосами и высоким грассирующим голосом, будто он изображал французский акцент — Сейчас свяжусь с центральным телеграфом и уточню адрес. Возможно, в компании есть свой аппарат.
Так и оказалось. Ну вот, ход сделан, Рубикон перейден.
— Готово, ваше сиятельство, прямая линия с Вюрцбургом. Можем начинать.
Процедуру мне объяснили — я диктую, он печатает. Немецкий он знает, так что проблем быть не должно. А вот интересно, у них в телеграфистах знатоки разных языков есть? Хотя как раз с немецким сейчас проще — наверное, самая многочисленная диаспора в Петербурге. Или одна из. Делят с финнами и поляками места с второе по четвертое. Тюрьма народов, куда ж деться?
Телеграфный аппарат застрекотал и выдал узенькую полоску белого серпантина. Наверное, проверочное что-то, потому как кусочек был отрезан и небрежно отброшен в сторону. И сразу вылез следующий. Этот отдали мне. Ну очевидное «Что случилось?». Конечно, такое мероприятие ради сведений о погоде не затевают. И я ответил так, чтобы понятно было только получателю. А то вроде телеграфисты — народ надежный, и тайну блюдут, но в этом деле чем больше паранойи, тем спокойнее. «Поездка в Брауншвейг отменяется тчк найден лучший вариант с дворянством тчк подробности письмом». Ну и так далее, «как здоровье», поздравления с получением титула князя. В конце обсудили надо ли вносить в связи с последними обстоятельствами изменения в наш брачный договор. В общем, пообщались.
— Ответ из Леверкузена, ваше сиятельство, — вдруг сказал телеграфист и подал мне длинную полоску:
— Предложение заинтересовало нас. Ближайшим скорым поездом выезжаю в Санкт-Петербург. Глава исследовательской лаборатории Bayer AG Карл Дуйсберг.
Тут-то я и охренел. У меня же нет никакого аспирина! И что, такая шишка выезжает по первому зову к любому, кто пошутит про новое лекарство? Или только к изобретателю стрептоцида?
— А долго идет поезд из Леверкузена в Питер? — спросил я телеграфиста.
— Не могу знать-с, ваше сиятельство. Но можно уточнить у начальника почтамта. Он работал на железной дороге.
Конечно, парень, наверное, за всю жизнь дальше Царского Села не выезжал, для него что Марс, что Леверкузен — всё едино.
— Уж будь любезен, — я протянул рубль. Который мгновенно исчез в кармане.
Спустя десять минут звонков и уточнений я стал обладателем информации — поезд Экспресс-Норд, через сорок часов будет в Питере. А это значит, что у меня немногим более суток, чтобы на коленке сделать аспирин, а к нему хоть какие-то документы. Горю синим пламенем! Антонова нет, заместители Славки вместе с ним в Тамбове… И что делать? А вот что. Срочно ехать к Склифософскому, проситься в химическую лабораторию. Да еще и ходатайствовать о помощи местных специалистов.
Я заторопился, телеграфисты тоже. Получив на руки распечатанные диалоги в виде наклеенных на бланки ленточек, я пожаловал в кассу. Да уж. Тарифы здесь… Будто в девяностые по сотовому звонить из роуминга в Сингапуре. Но для меня сумма ни разу не критичная. Главное, быстренько разобрался с Гамачеками, успокоил.
Новость номер один: лаборатория химическая в институте есть, хорошая. Новость два: Николай Васильевич отбыл в Киев, читать лекции, вернется через неделю. К кому обращаться, я не знаю. То есть я здесь человек вроде и не чужой, но что сделать для соблюдения интимности процесса — о том ведал некто, мне неизвестный. И вместо того, чтобы ходить и отвлекать занятых людей, я поехал к тому, что знал эту кухню гораздо лучше. Я ведь помню, как Склифосовский на меня ногами топал, бил кулаком по столу и кричал, что не простит сманивания уникального сотрудника. Неделю потом не разговаривал.
— Дмитрий Леонидович, срочно нужна помощь, — сказал я вместо приветствия, входя в кабинет.
— Чаю хоть попить успеем? — улыбнулся Романовский.
— Да там дело лучше проводить в вечернее и ночное время, чтобы не мешал никто.
— Идем грабить купеческий банк? У меня нет черной повязки на лицо, я не могу.
— Хуже. Нужна лаборатория, толковый лаборант и небольшая помощь. Надо проверить одну идею.
— «Велика беда, не спорю. Но могу помочь я горю. Оттого беда твоя, что не слушался меня. Но, сказать тебе по дружбе, это службишка, не служба», — продекламировал Дмитрий Леонидович.