— То есть образец имеется в России? — удивился я.
— Скорее всего. Если не сгнил по нашим старинным традициям.
— Так это отлично! Я тогда попрошу Яковлева связаться с Николаем Егоровичем.
Все еще с тяжелой головой, я сидел в своем министерском кабинете, наслаждаясь видом на Дворцовую площадь. Мокрый снег, который выпал утром, растаял, выглянуло редкое питерское солнышко. Пройтись бы сейчас променадом по Невскому, зайти в кофейню или вообще в ресторацию, пообедать. Желудок согласно булькнул. Пробудился.
В кабинет, постучавшись, зашел Семашко, передал мне папки с документами на подпись. В сводках были списки санаторно-оздоровительных объектов разных министерств и ведомств в курортных регионах. В Крыму, в Ессентуках и Кисловодске… Мы со Склифосовским думали наложить большую волосатую лапу на все эти санатории, перевести финансирование на себя. Это сразу бы увеличило вес нового министерства в глазах Дурново и Ко. Но схватка предстояла нешуточная.
— Что такой грустный, Николай? — поинтересовался я у насупленного Семашко, быстро проглядывая документы.
— Выходил на скандал в приемную экспедицию, — тихо произнес помощник. — Женщина из-под Шлиссельбурга приехала в столицу с больным сыном. А ее отказались принять в двух больницах. Бесплатных мест нет, а денежного залога у нее тоже нет. Из бедных крестьян. Пришла к нам искать правды.
— Нашла? — коротко спросил я, ставя визу.
— Неужели у вас совершенно нет сочувствия к ней⁈ — взорвался Семашко. — Швейцар чуть ли не пинками выгнал ее из министерства!
— Но вы-то ей помогли?
— Телефонировал в Мариинскую больницу. Но там действительно, нет мест. По ненастной осенней погоде большой наплыв больных. Много с инфлюэнцей.
— Да, я получаю ежедневные сводки. Вы же для меня их и готовите.
— Послушайте, Евгений Александрович! — Семашко завелся и не собирался останавливаться. — Как вы можете спокойно сидеть здесь, в этом дворце, когда народ страдает? Аристократия живет в какой-то просто непристойной роскоши! И это пока рабочие едва сводят концы с концами! Крестьяне голодают, умирают от болезней без какой-либо медицинской помощи! Ребенку пять лет! У него жар, бредит. А я даже помочь ничем не могу. А те кто могут — не хотят!
Взгляд помощника мог испепелить. Но не врача, с которым ругались сто тысяч раз. Такие наезды — нулевой уровень для меня, песочница.
— Я понимаю ваше возмущение, Николай. Но давайте посмотрим на ситуацию шире. Вы говорите о бедствиях народа, но задумайтесь — разве сто лет назад люди жили лучше? Неужели крепостные крестьяне имели больше свобод и возможностей, чем современные рабочие? Да эту вашу женщину из поместья никто бы не выпустил в город. И никакой помощи ей никто бы не оказал. Высекли на конюшне, если самовольно ушла — вот и все.
— Не пытайтесь увести разговор в сторону! Речь о вопиющем неравенстве здесь и сейчас! Одни наслаждаются икрой и шампанским под звуки оркестра, в то время как другие…. — Семашко посмотрел на меня с ленинским прищуром, явно намекая на вчерашний прием во дворце. На котором он был и ходил по залам с кислым видом.
— Я не увожу разговор, а пытаюсь показать вам более широкую картину. Кстати, икру я не ел, у меня после нее изжога бывает, — к сожалению, шутка не прошла, Николай продолжал смотреть волком. — Да, неравенство существует, и у многих людей тяжелая жизнь. Но посмотрите, как развивается общество в целом. Растет грамотность, медицина делает успехи, появляются новые технологии…
— Которые обогащают капиталистов за счет эксплуатации рабочих!
— Николай Александрович, вы явно намекаете на меня. Нет, нет, не надо теперь в кусты, — я встал, подошел к окну. Специально отвернулся от покрасневшего Семашко. — Вы упускаете из виду важный момент. Моё богатство — это не просто груда денег и золота в сейфе. Это совместные заводы с Келером и Байером. Кстати, пометьте в ежедневнике — пришла телеграмма от немцев, завтра надо будет съездить на закладку памятного камня на стройке новой фабрики в Кудрово. Выясните, к которому часу. Так вот. Это рабочие места для тысяч людей. Плюс налоги, идущие в том числе на строительство школ и больниц. Это инвестиции в новые технологии, которые делают жизнь лучше.
— Но почему вы должны владеть всем этим? Почему бы не отдать средства производства в руки рабочих?
— А кто тогда будет принимать сложные управленческие решения? — я резко развернулся к помощнику. — Кто будет рисковать капиталом, чтобы создавать новые предприятия? Вы думаете, обычный рабочий сможет управлять заводом лучше, чем опытный промышленник?