Аллочка кивнула. Она думала о Лехе, поэтому тетку слушала с пятого на десятое. Душа Аллочки была, скорее, мечтательна, чем меркантильна. В двадцать три гораздо больше иллюзий, чем в шестьдесят. Вернее, кое-что видишь отчетливей и яснее, чем когда-либо после — когда время наденет те или иные очки. Для жизни они полезны — не задумываясь, говоришь: «Так не принято. Не положено. Она не нашего круга», но поле зрения они сужают совершенно безнадежно. Аллочка еще не успела этими очками обзавестись, потому что была еще очень маленькая, и оттого видела многие вещи как они есть. Она смеялась, когда ей было смешно, она плакала, когда ей было больно, она повизгивала, когда ее хорошо ласкали.
Мир Нины Алексеевны, где законченные стервы живут ради денег с законченными свиньями, был Аллочке чужд. Она так жить не собиралась, потому что у нее не было такой нужды в деньгах.
Аллочка хотела Леху, но, дотронувшись до него сейчас пальцем, она бы отдернула руку. Аллочка хотела Леху, но не знала, как это сделать. Аллочка лишь чувствовала напряжение и невозможность справиться с этим напряжением.
И позвонив Лехе, она поняла, что поторопилась. Может быть, пройди день или два, все само собою стало бы прежним. Вздохнула: кто знает? Кто знает, что еще натворит этот балбес?
К счастью, мир кухни — салатов, ветчины и сыра, который надо было резать, зелени, которую надо было мыть, вскоре ее отвлек. Одно женское занятие перетекало в другое, и мысли о Лехе ушли до поры.
Леха посмотрел на часы: три ноль три. Еще можно жить. Холодный душ прогнал сон до конца. Леха мылся, Леха брился, Леха начищал зубы. Выдавил на ладонь голубоватый гель из прозрачного тюбика, размазал по зачесанным назад волосам. Пусть блестят.
Аллочкиным родичам он нравится. И, чтобы доставить ей удовольствие, сегодня Леха будет выглядеть как принц. Она это заслуживает. А с именин он отвезет ее к себе домой, и всю ночь у них будет праздник. Даже не верится, что через час он ее увидит, что сядет рядом, что поцелует в щеку, когда войдет.
«Ух, Аллочка! Ну я до тебя доберусь сегодня!» — думал Леха, надевая рубашку.
Выбрал светлый пиджак. Май уже почти лето. Галстук с сиреневым всполохом. Может, тает кристалл, оплывает гранями. Может, голубая роза. Не поймешь, что там, на скользком шелку. Голубое пламя. Блик. Немного приспустить узел, пусть воротничок ляжет свободно.
До выхода — десять минут. Леха уже просчитал, когда сядет в машину, когда из тоннеля под Октябрьской площадью поднимется на Ленинский проспект, когда оставит слева памятник Гагарину…
Говорят, советы не любили авангард. Не тут-то было. Один памятник на площади Гагарина чего стоит. Этот блестящий монстр — брат металлического Меркурия из Рокфеллер-центра, отсвечивает полированными боками и тем сильно огорчает реалистов. Советская власть любила авангард. Казимир Малевич, автор «Черного квадрата», тут как-то украшал Красную площадь к ноябрьскому параду. Но, как всякая настоящая любовь кое в чем парадоксальной до абсурда русской души, она была раньше очень хорошо и со вкусом скрыта.
…И когда доедет по Ленинскому проспекту до Юго-Запада. В запасе есть десять минут. Что можно еще полезного успеть сделать? Леха вспомнил, что Аллочкина тетка любит ирисы. Надо найти ей букет. Без букета в гости нельзя.
Пожалуй, сначала надо завернуть на Таганку — хороший магазин рядом с гастрономом, только там одностороннее движение — ладно, выберемся через двор. Если там ирисов нет, то, как раз по дороге, притормозить у «Таганской»-кольцевой. Вроде там можно останавливаться. Если и там их нет, значит, придется посмотреть на Октябрьской. Но это запасной вариант. Или, в крайнем случае, завернуть на метро «Юго-западная».
Леха напрочь забыл про завтрак и только что не приплясывал, спускаясь со своего второго этажа. Не дождавшись, пока мотор полностью прогреется и зеленая лампочка погаснет, тронул педаль и выскочил через арку в переулок и свернул на кольцо. Переехал мост через Яузу, объехал справа въезд на эстакаду над Ульяновской улицей, развернулся под эстакадой и ушел в переулки. И через две минуты, через двор, по тротуару, Леха подобрался к цветочному магазину.
Двухэтажный одиноко стоящий особнячок, тротуар, мощенный шестигранными плитками, белая арка, желтые двери, распахнутые настежь. Налево — отдел игрушек, направо — цветы. Весенний сквозняк торопился выдуть застоявшийся за зиму запах пластмассы от самолетных моделей и легкую гарь электрических обогревателей, всю зиму мешавшую цветам уснуть.