Отдав цветы, на правах родственника, пусть будущего, поцеловал тетку в щеку. Нина Алексеевна взяла его под руку и повела к столу. В гостиной она сдала его на попечение своему племяннику и Аллочкину кузену Косте.
Это был единственный человек в комнате, помимо Нины Алексеевны, которого Леха знал в лицо. По возрасту он был равен Аллочке, по толщине был поперек себя шире, хороший компаньон в смысле выпить и закусить. Он пока еще брил бороду, но уже внимательно присматривался к своему дяде, вернее, к его торчащей скребком вперед короткой рыжеватой бородке, собираясь в летнем отпуску завести такую же.
Костя усадил Леху рядом с собой, нашел ему чистый прибор, положил в тарелку салат и налил в стопку водки. Напротив них за длинным столом сидела пара старичков и еще пожилая женщина у окна — вот и все гости. Леха действительно здорово опоздал.
Нина Алексеевна пошла в кухню за Аллочкой. Она подумала, что ей было очень приятно пройтись под руку с этим большим мужиком. Леха сможет прокормить семью. Леха сумеет защитить жену. От него так и хочется иметь детей. Надо сделать так, чтобы он достался Аллочке. Или Инфекции.
На кухне Аллочка делала вид, что моет посуду. Но все у нее валилось из рук. Она с тоской посматривала в окошко и жалела о том, что не может вот так просто взять и убежать куда глаза глядят. Надо помочь тетке прибраться после гостей. Конечно, можно все бросить на Костика. Это ведь ему отойдет теткина квартира после ее смерти. Но он уже слишком набрался. Проку от него никакого нет. Придется досидеть до конца.
— За гостеприимство, — сказал Леха, увидев, что Костик уже поднял рюмку. Ох уж эти рюмки. Вмещают сто грамм, а по виду никак этого не скажешь. Но Лехе надо было выпить.
Он высидел чудовищную пробку на Таганке, он мчался сюда по Ленинскому проспекту со скоростью сто сорок километров в час; так что заслужил. Действительно, заслужил. Да и перед разговором с Аллочкой надо было выпить тоже. Как ни крути, без водки не обойдешься.
Опрокинул, закусил тем, что попалось под руку. Выдохнул. Колбаса слишком острая. Горло дерет.
Аллочки между тем рядом не было. Говорить с ее родичами Лехе было не о чем. Костик — добрая душа, но в ожидании невесты Лехе было не до него.
Леха вдруг вспомнил, что последний раз кушал вчера. Он удивился, оглядел стол, а потом принялся равномерно и методично поглощать все, до чего мог дотянуться.
Родичи искоса (вежливость не позволяла им разглядывать его прямо) смотрели на Леху. Судя по всему, они смотрели одобрительно. Пожилая женщина у окна незаметно коснулась своего шиньона на затылке, поправив прядь, и начала про себе высчитывать, что именно она сможет подарить на свадьбу: фритюрницу или комбайн.
Пожалуй, не стоило Лехе пропускать вторую рюмку. Хотя, с другой стороны, дело уже сделано. Аллочка его сама позвала, и вот он уже здесь, о чем тут еще говорить? Но какое-то гнетущее предчувствие шевельнулось внутри. Леха нервничал, не понимая от чего. И поэтому выпил вторую рюмку.
Водка прошла не то в три, не то в пять глотков. Это все от того, что рюмки у них здесь неправильные. Слишком узкие — не размахнешься. Зажевал длинным куском сладковатой и надушенной укропом маринованной селедки, потом тыльной стороной ладони стер с подбородка две пролитые водочные капли. С кем не бывает!
Рядом с ним слева села Аллочка. И холод от нее шел, как от совсем ледяной рыбы. Прямо как из проруби. Аллочка собралась быть вежливой до одури и полного самозабвения. Она морщилась, чувствуя, как справа от нее жрет и пьет толстомордая скотина, которая только что кого-то оттрахала и, как ни в чем не бывало, думает, что это ей (скотине) сойдет с рук.
Нет. Не сойдет. Ох не сойдет!
Прежде чем Аллочка собралась с духом, Леха повернулся к ней. От неожиданности она спросила:
— Тебе чего-нибудь положить? Ты чего-нибудь хочешь?
Леха на ухо, но так, что слышал весь стол, прошептал:
— Да. Тебя. Но не сейчас. Чуть позже.
Тетка, в этот момент стоявшая в дверях, в ужасе отшатнулась назад: ей показалось, будто в кухне лопнула газовая труба. Но это Аллочка зашипела. Ей и так маленький скунс весь день грыз печень. А теперь в голове большой шаман забил в свой бубен, созывая духов. Женская истерика — это поезд метро. Сел на «Курской», вышел на «Комсомольской». Никак иначе. Пока вагон, с грохотом и искрами, не совершит в железобетонной трубе все положенные эволюции — выхода нет.
— Алексей! — Взвизгнула Аллочка. — Ну ты и сволочь!
Леха выронил вилку. В наступившей абсолютной тишине он отчетливо услышал, как два раза она подпрыгнула на паркете и улеглась.