В замшевом мокром асфальте тут и там открылись глазки в параллельный мир. Они становились больше, они сливались вместе, скоро от автостоянки осталась только паутинка зыбких перемычек, а под ними — бездна. Страшно сойти с тротуара, кажется — улетишь. Оранжевый свет снизу ничем не отличался от того, что горел сверху. Точно такие же слепящие фонари.
Иллюзия жила не долго. Любопытный ветер заглянул в распахнутые окна — что-то он там надеялся подглядеть. В лужах заплясала огненная рябь. Зазеркальный мир отгородился. Ветер, обидевшись и не зная, чем себя занять, набрал полные горсти воды и подбросил их в воздух.
И тогда торец аэропорта, с мирным светом за зелеными занавесками, и даже реальные оранжевые огни вдоль дороги превратились в нарисованные мягкой водяной акварелью призрачные силуэты…
От группы бандитов отделился бритый сутки назад крепыш. Он взглядом, как компостером, пробил фрау Шелике навылет. Он быстро подошел к ней. Он не стал предлагать ей «Снежок» или доставать из кармана наркоманской кожаной куртки нож. Он просто взял ее чемодан.
От неожиданности фрау Шелике безропотно последовала за ним мимо двух зевающих, одетых по случаю Первомая в пуленепробиваемые жилеты и белые рубашки милиционеров.
Чемодан отправился в багажник «Волги», поверх жуткого вида железяк. Потом бандит подошел к задней двери, уперся коленом, правой рукой осторожно приподнял ручку вверх. Дернул. Выругался. Попробовал еще раз.
— Битте, фрау.
У нее подкосились ноги, и фрау Шелике была осторожно, но сильно запихнута в такси.
5
Приблизительно в это же время с трапа акатуйского лайнера в Домодедовском аэропорту сошли три банковских клерка в длиннополых синих пиджаках, два нефтяника в дорогих галстуках, дюжина проституток и четыре переводчика.
Колдун пропустил их всех вперед. Он их не одобрял: пьют водку для баловства, а не для серьезного разговора, считают дни до конца командировки. Саранча.
Ему нравилось, что его встречают. Глаза прищурились; в изогнутой щели блеснули два золотых круга. Хорошо, что его встречают. Но вот водила у ребят сегодня плохой. Он сможет отвести нас только в морг. Не надо садиться к нему в машину. Колдун подумал и решил добраться до города на попутке.
Свернул в служебный вход и через ярко освещенный коридор с двадцатью двумя наглухо задраенными железными дверями вышел на автостоянку. Постучал в крышу белой машины. Вжикнуло стекло.
— Братан, подкинь на Москву.
Леха просмотрел его с головы до ног. Тип башмаков порой красноречивее рта.
— Садись. — Леха снова обернулся вправо. — Я собираюсь пойти мириться с Аллочкой. Идем вместе?
— На кой черт я там нужен?
— При тебе она будет меньше ругаться.
Вася задумался. Колдун ладонью стряхнул с волос капли дождя. Леха протянул назад банку пива.
— Благодарствую.
Вася услышал, как за его спиной всхрипнуло баночное кольцо и широкий рот схлебнул пену.
— А что стряслось-то?
— Аллочка меня застукала.
— Ну, ты дал… Ты не прав.
— Вась, не грузи. Сам знаю. Сейчас доедем, наберу букет, да и пойдем.
Вася пожал плечами:
— Пошли. — Даже если бы они встретились с фрау Шелике, все равно ему не быть с утра трезвым. Май, май…
Леха опустил стекло и бросил пустую банку в урну. Она ударилась о ржавый край, несколько раз подпрыгнула на асфальте и закатилась под капот соседней машины. Переключил автомат, осторожно вылез из кривого ряда машин. Включил дворники посильнее — ночь и дождь заливали стекло.
6
«БМВ-328» — машина для энергичных людей. Размером с «жигуль», двигатель 2,8 литра, турбонаддув. Приемистая, чувственная, выносливая, как полупрофессиональная блядь.
Сначала ее бьют понемногу. Запчасти доступны и их выбор велик. Но быстро приходит день, когда Росинант рыцаря Страха и Упрека теряет форму. Его отдают стервятнику, тот разбирает машину дотла и продает россыпью. Вот оттого-то рынок запчастей для «БМВ» так богат.
Наискось от подъезда зала ВИП (бывший депутатский) стояла темная «БМВ» с большой трещиной на пластмассовом бампере. В ней сидели двое крепких мужиков. Пассажира звали «Добрый День». Водителя — Коля. Они внимательно следили, как там, где раскатан прямо в лужу красный ковер, ожидает персону большая и красивая машина.
Приказ предписывал Колдуна сопровождать, охранять и на глаза ему не показываться — он этого не любит. Но он задерживался — хотя самолет уже сел.
Добрый День еще раз посмотрел на часы. И тогда его лицо, обычно несколько отстраненное, стало еще загадочнее: в такие секунды вояки вспоминают Бусидо и прислушиваются, не свищут ли поблизости Валькирии. Может, это был высокий голос, что мерещился ему под Кандагаром? Или сопрано, что спело ему колыбельную, перед тем как на Богом забытую деревню в Сербии спустилась банда мародеров? Нет. Теперь это был соловей. Соловьи есть курские, орловские, а есть разбойничьи. Что-то новое обещало предчувствие.