Вот и заставь после этого народ на Москве любить врачей и адвокатов…
Врачи и адвокаты отсиживаются за железобетонным фасадом: раз не к лицу народу жить быдлом, а хочет народ быть группой лиц, личностей и персон — пусть платит. Пусть вкладывает в уважение к себе не пустые слова, а настоящие живые деньги. Если и вправду в обществе высоко стоит личность, ее права и ее здоровье, значит, люди готовы тратить ресурсы именно на это, а не на водку, баб и путешествия. Действительно, чтобы самые лучшие люди шли в доктора и юристы (а не в бандиты или банкиры), значит, они и жить должны лучше всех.
Но разве наши врачи и наши адвокаты живут лучше всех? Что-то не видно. Налоги, опять налоги и снова налоги… Порой юристам кажется, что они просто сборщики налога на порок для хозяев. Конечно, и им остается кое-что — как и руке, из горящего огня таскающей вкусные пощелкивающие каштаны: маслянистый глянец.
Вадим Варнавский чужие проблемы всегда решал хорошо. Он их решал блестяще. При словах «головная боль» в «Чингиз-ойл» всегда говорили: «Надо пригласить Варнавского».
Он был родом из приличной еврейской семьи. В восьмом классе его мать, тихая интеллигентная женщина, дала взятку классной руководительнице. И при помощи бритвы (ластик чернильную надпись не взял) Вадик стал русским. Пока только в классном журнале. Потом в паспорте. В те времена это открывало сказочные перспективы.
Вадик мечтал стать журналистом. Ему это снилось ночью, ему это виделось днем. Родичи в складчину купили ему на день рождения «Зенит». Вадик снимал его со своей тощей груди только на ночь. Он носился с ним, как индеец Большое Облако со своим главным волшебным амулетом. К концу десятого класса Вадик знал вполне прилично английский язык и имел массу публикаций. В его папке лежали даже «Вечерка» и «Комсюк» — везде нашлись добрые люди, приветившие талантливого мальчика. Одна дорога у него была впереди — на журфак.
Выпускной вечер. Школа — прощай! В руке твой аттестат, а впереди — радужные перспективы. Но Вадик не добрал баллов. Забрал его место какой-то отставной спортсмен, а может, кто-то из детишек провинциальной номенклатуры — словом, по-еврейски обильная интеллигентная прослойка журфака в этом году оказалась на одного функционера меньше. Вадик был в трауре. И мама отнесла его документы на юридический факультет.
Что ждало его впереди? Отменился яркий фейерверк центровых газет, очень сытая жизнь и высокий статус. В те времена столичный журналист на Москве — это было круто. Но радуги впереди нет. У радуги отключили цветность. Вадика ждала пыльная контора, поцарапанная и выцветшая поверхность письменного стола, серый свет из немытого окна без занавесок. И никаких перспектив.
Конечно, есть путь в адвокатуру. Но коридор на второй этаж особнячка в центре, где над представительством японской фирмы «Чори» располагалась Московская коллегия адвокатов, был крайне узок и весьма извилист. На Москву тогда хозяева спустили разнарядку — сколько адвокатов держать в городской коллегии, конкретное число. Превышать лимит нельзя.
Можно сказать, что лимит породила идеология. Хозяева в принципе, всю дорогу охотней давали деньги на рекламу юристов-нападающих, чем юристов-защитников. Деревенский мудрец Анискин и столичные интеллигенты-Знатоки — это следователи. В фаворе был сыск. Потому что так хотели хозяева.
Но так же можно сказать, что лимит произошел из обнаженного практицизма. Адвокатская борьба за подсудимого иногда доходила до того, что хорошо стимулированный адвокат выкрадывал из дела документы — когда получал дело на ознакомление. Увеличение лимита могло просто расстроить столичное судопроизводство. Поэтому государству было предписано строго контролировать численность адвокатов.
Но, может, именно и поэтому, жизнь в Московской адвокатской коллегии была так весела. Оттуда народ выбывал только ногами вперед, под звонкие похоронные трубы и громкое рыдание моложавых симпатичных вдов. Или с руками за спиной, под тихий коридорный шепот и быстрые взгляды коллег — что случалось, несмотря на полную опасных и острых командировочных приключений жизнь, весьма, весьма редко.
У Вадика надежд на адвокатуру было мало. Московские юристы жили долго и места там освобождали очень медленно. Так что ждала Вадика скучная, никому не нужная контора. Потому что в не скучных конторах, в нужных конторах, судя по всему, сидят ребята из Военно-юридического института. Но что о них говорить? Разве могут эти конторы быть интересными для смышленого еврейского мальчика? Нет.