Посреди кухни бесшумно качнулся едва уловимый силуэт. С поджатой ноги прозрачная рука сорвала тапочек. Слышно, как босая пятка наступила на пол. Потом кто-то чертыхнулся: линолеум-то холодный. Но не было на кухне людей. Напрасно таракан водил усами. В кухне было только материализовавшееся ожидание. Его таракан учуять не мог.
Короткий удар. Мимо. Ай-яй-яй! Не попала. Еще удар. Шмяк! Вот и все. Тараканьего рая нет. Бог просто посмотрел на то, что от его чада осталось. Подумав, задул насовсем его тлеющий уголек. А пустой хитиновый остов упал на пол.
Она надела тапочек обратно на ногу. Раскрыла дверцу шкафчика под мойкой, вытащила веник. Аккуратно замела шестилапую тварь на розовый совок. Выбросила в мусорное ведро.
Минутку она еще постояла посреди кухни, просматривая своими острыми и хитрыми глазками все щели и щелки. Но тараканов в Лехиной квартире действительно больше не было. Этот был последний.
Миссия выполнена. Здесь ей больше делать нечего. Она победно хихикнула: свобода! И сразу ее едва видимый контур растекся. Внутри раскрылся замочек. Она распалась, мгновенно рассеялась по всей планете, по шести ее континентам, пяти океанам, почве, мантии и ядру. Облегченно влилась в мир, в его атомы, силовые поля, в свет, из которого неделю назад и была создана.
Эпилог
1
Весна, когда цыплят заводят, и осень, когда цыплят считают, разделены целым временем года. Надо сказать, самым теплым временем года. В этот сезон работать не хочется напрочь.
Конечно, трудовая жизнь летом на Москве не кончается. Трудовая жизнь летом на Москве продолжается. В семь утра начинают чистить тротуары дворники и часом позже встают к прилавку продавцы. Днем улицы полны машин и по строгому графику почти круглые сутки идут поезда метро. День за днем растут дома. Подземные трубочисты отключают горячую воду и готовят к зиме одну из самых мощных в мире обогревательных систем.
Тоже вопрос, отчего это в конце двадцатого века в столице ядерной сверхдержавы летом нет горячей воды? Пессимисты говорят, хозяева на кипяток для народа прижимисты, а туристы — что в высоких широтах без ежегодного ремонта нельзя и что даже в Стокгольме горячую воду летом отключают на месяц.
А в полях вокруг города зреет хлеб. А в каждой клеточке зеленого листа бьется жизнь. День за днем свет, воздух, соленая вода превращаются в сладкий сахар. Сплетается метровой длинны молекула ДНК. Мегабайт за мегабайтом смысл жизни ложится на ее тонкую нить.
Конечно, Москва летом не спит. Москва летом дремлет. Те, кто в деловую спячку имеет право впасть, — немедленно в нее впадает. Пустеет Дума. Разбредаются университетские профессора. Перестают издаваться книжки. И на любой стоящий вопрос голосом автоответчика скажет секретарша: «Попробуйте позвонить через две недели». Каникулы, курорты, отпуска. Дачные романы.
О! Дачные романы! Любой, кто знает в них толк, посветлеет лицом, вспоминая, какой тонкий кайф — эта недолгая, ежегодно возобновляемая связь с одной и той же милой соседкой. С подругой, знакомой Бог знает с каких времен. В респектабельной периодичности есть своя романтика, кто знает, быть может, гораздо более тонкая и острая, чем романтика тайных встреч в уединенных местах, из которой она вырастает.
День за днем жаркий зной. В полдень лето стоит. В бесконечные дни хорошо сидеть на крыльце, и смотреть на облака, и чувствовать, как проходит время.
Нельзя войти в одну реку дважды — когда-то догадался один мудрец. Поток унесет ту воду, в которой ты был, далеко-далеко по течению вниз. В реке будет уже другая вода. Мудрец говорил о том, что мы идем через время вброд, чувствуя его всем своим телом.
Прошло много сотен лет. Другой мудрец уточнил, что это не мы идем сквозь время. Все гораздо серьезней: время проходит сквозь нас. Он имел в виду, что мы не вольны идти или не идти. Он говорил о том, что это совершенно от нас не зависит.
Прошло совсем мало лет. Третий мудрец, человек мрачноватый, добавил, что время сжигает нас. Хоть и предсказывал Нострадамус (во всяком случае, так его толкуют), что в конце второго тысячелетия доктора изобретут бессмертие, движение во времени для большинства людей, к сожалению, это дорога к смерти, и этот процесс необратим.