Въ каждую изъ моихъ поѣздокъ я попадалъ въ лондонскіе клубы. Въ сезонъ 1868 г. я, всего чаще, бывалъ въ одномъ изъ самыхъ старыхъ и почтенныхъ клубовъ, Reform-club, помѣщающемся на улицѣ Pall-Mall, которая почти вся состоитъ изъ зданій и изъ домовъ, принадлежащихъ различнымъ клубамъ. Бывалъ я и въ Атенеѣ; я въ послѣднюю поѣздку и въ одномъ изъ новѣйшихъ лондонскихъ клубовъ въ «Національ-либеральномъ». Въ игрецкихъ я совсѣмъ не бывалъ; да и не думаю, чтобы въ Лондонѣ парижскій типъ преобладалъ. Англичанинъ ходитъ въ свой клубъ не затѣмъ, чтобы проигрываться, какъ французъ, въ баккара, а чтобы проводить тамъ часть дня, опять-таки какъ дома. Это его второй «home», и у себя въ квартирѣ, если у него нѣтъ огромнаго состоянія, онъ не можетъ окружить себя такимъ комфортомъ. Даже и средней руки лондонскіе клубы пріятно дѣйствуютъ на иностранца своими удобствами просторомъ, отдѣлкой комнатъ. Ни въ Парижѣ, ни у насъ, ни въ Германіи не найдется, напр., такой библіотеки, какой обладаетъ клубъ Атеней. Для чтенія, отдыха, для игры въ билліардъ, обѣдовъ и завтраковъ — обширныя залы, полныя самой удобной мебели, сервировка столовъ, прислуга — все это содержится въ блистательномъ видѣ Разумеется, безъ дохода съ ночныхь штрафовъ или процента, получаемаго въ парижских клубах со ставокъ, лондонскіе клубы могутъ держаться только при большихъ основныхъ капиталахъ и высокомъ членскомъ взносѣ. И привычка къ клубу въ истомъ Британцѣ сильнѣе, чѣмъ во французѣ. Я знавалъ и молодыхъ женатыхъ англичанъ, которые состояли членами нѣсколькихъ клубовъ, и до, и после женитьбы; это дѣлается для многихъ известнаго рода франтовствомъ. Не всѣ жены довольны этимъ, но все-таки же любой клубистъ, если онъ не очень дурной мужъ и отецъ, держится и своего домашняго home. Жены давно помирились съ клубной жизнью мужей, братьевъ и отцовъ. Вообще, англичанка менѣе требовательна, какъ женщина. Она не привыкла къ постояннымъ ухаживаньямъ мужчинъ, какъ во Франціи, и никогда не забываетъ того, что ей самой надо заботиться о своей судьбѣ.
Въ первую мою поѣздку въ 1867 г. я уже нашелъ довольно таки рѣзкій контрастъ между положеніемъ дѣвушки въ обществѣ по обѣимъ сторонамъ Канала. На пріемахъ и вечерахъ меня чаще представляли дѣвицамъ, чѣмъ замужнимъ женщинамъ, и нѣкоторыхъ изъ нихъ я принималъ за дамъ. Англійская дѣвица не торопится выходить замужъ, даже если она можетъ разсчитывать на какое-нибудь приданое. И я въ тогдашнихъ моихъ собесѣдницахъ находилъ неизмѣримо большую развитость, чѣмъ въ несчастныхъ французскихъ дѣвицахъ, съ которыми нѣкоторыя маменьки не позволяли даже танцовать полекъ и вальсовъ. И тогда (значитъ около сорока лѣтъ тому назалъ), я находилъ больше простоты въ тонѣ и манерѣ держать себя свѣтскихъ женщинъ, даже самыхъ высокопоставленныхъ, маркизъ и герцогинь, чѣмъ въ Германіи и у насъ.
Теперь свѣтскость въ Лондонѣ получила уже болѣе континентальный парижскій оттѣнокъ, и то праздное общество, которое составляетъ «весь Лондонъ» — не можетъ претендовать на особенную строгость и чистоту супружескихъ и семейныхъ нравовъ. Тутъ опять французы любятъ распространяться о томъ, какъ внѣшняя респектабельность прикрываетъ въ англійскомъ свѣтскомъ обществѣ большую порчу нравовъ. Она — несомнѣнна. То, что мистеръ Стэдъ въ своихъ знаменитыхъ статьяхъ повѣдалъ и англійской, и континентальной публикѣ, можетъ происходить и теперь. Легкость женъ, безпутство мужей — совсѣмъ уже не въ диковинку въ различныхъ слояхъ фешенебельнаго общества. Но мнѣ кажется, что эта порча нравовъ находится въ прямой зависимости и отъ того, что англичане въ послѣднюю четверть вѣка такъ много живутъ въ Парижѣ и во всѣхъ тѣхъ международныхъ курортахъ, гдѣ господствуютъ распущенные французскіе нравы.
Тѣ, кто не любитъ англичанъ, указываютъ обыкновенно на цѣлый рядъ разводовъ, даже изъ самыхъ высшихъ сферъ англійской аристократіи. Дѣйствительно, эти процессы разоблачаютъ не мало грязи. Но какъ бы, по этой части, ни придираться къ англійскому обществу, все-таки же и свѣтскіе браки въ немъ серьезнѣе, не имѣютъ такого фатальнаго типа, какъ во Франціи. Адюльтеръ, — это альфа и омега если не всей французской жизни, то всей литературы. И мужья, въ такомъ городѣ, какъ Парижъ, роковымъ образомъ обречены, при склонности французовъ къ женолюбію, на постоянные, все возрастающіе соблазны. Парижская кокотка, особенно высшаго полета (все равно, какъ гетера въ древнихъ Аѳинахъ), представляетъ собою силу, съ которой всѣмъ честнымъ женщинамъ, — женамъ и матерямъ — надо бороться, и изъ этой борьбы онѣ всегда выходятъ побѣжденными. А лондонская жизнь, до сихъ поръ еще, не выработала типа такой гетеры. И самый формализмъ англійской морали, извѣстная доля лицемѣрія и, если хотите, трусости, не позволяютъ такъ открыто и безцеремонно нарушать, то, что считается въ обществѣ обязательнымъ для всякаго порядочнаго и честнаго человѣка.