Кромѣ нѣкоторыхъ манифестацій въ театрахъ по адресу правительства, за цѣлыхъ три зимы, проведённыхъ мною въ Латинскомъ кварталѣ, я не помню ни одного движенія, въ которомъ бы сказалась потребность студенчества сплотиться между собою, придать своей жизни другой оттѣнокъ, принимать болѣе серьезное участіе въ томъ, чѣмъ жила тогдашняя французская интеллигенція.
Прошло семь-восемь лѣтъ. Нѣсколько поколѣній студенчества уже перебывало въ Латинскомъ кварталѣ, послѣ войны, и къ 8о-мъ годамъ, когда я опять дѣлалъ экскурсіи по ту сторону рѣки, я нашелъ, что парижское студенчество значительно измѣнилось. Молодые люди прошли еще въ лицеяхъ черезъ впечатлѣніе «страшнаго года» и, когда попали на студенческую скамью, они были уже гораздо менѣе молоды, чѣмъ ихъ предшественники. Скептицизмъ сталъ разъѣдать ихъ, вмѣстѣ съ исканіемъ чего-то менѣе здороваго и нормальнаго и въ идеяхъ, въ литературныхъ и художественныхъ вкусахъ. Въ концѣ второй империи студенчество Латинскаго квартала, на строгій взглядъ, отличалось «шенапанствомъ», но было моложе, шумнѣе, веселѣе, жизнерадостнѣе. А тутъ вы, на каждомъ шагу, и въ аудиторіяхъ, и на бульварѣ, и въ кафе, и въ рестора нахъ — наталкивались на типъ молодого человѣка съ серьезной миной, одѣтаго всегда безукоризненно, съ цилиндрической: шляпой на головѣ (что прежде почти что не встрѣчалось), съ портфелем, подъ мышкой, нѣсколько чопорнаго и даже молчаливаго. Въ общемъ, конечно, бульваръ St. Michel сохранилъ и свою прежнюю физіономію: вы видите такое же количество легкихъ женщинъ, студенческихъ подругъ или просто кокотокъ, избирающихъ своей главной квартирой лѣвый берегъ Сены. Такъ называемые «caboulots» даже размножились, но эта распущенность приняла еще менѣе симпатичныя формы. Такой молодой чиновничекъ въ цилиндрической шляпѣ приходилъ съ лекціи въ caboulot и проводилъ время въ болтовнѣ съ прислужницей, какъ и десять лѣтъ тому назадъ; но дѣлалъ это съ меньшей молодостью и дурачливостью: стало-быть картина получилась болѣе печальная.
Но среди того же молодого населенія Латинскаго квартала явилась идея, поддержанная нѣкоторыми профессорами, въ особенности профессоромъ Лависсомъ, о которомъ я имѣлъ случай говорить: образовать студенческую ассоціацію, центральное общество, къ которому привлекъ всѣхъ слушателей высшихъ учебныхъ заведеній Парижа. И когда я, въ дальнѣйшую мою поездку, знакомился съ этимъ обществомъ, оно уже существовало нѣсколько лѣтъ подъ именемъ «Association générale des etudiants» и стало играть не только въ Латинскомъ кварталѣ, но и во всемъ Парижѣ довольно замѣтную роль. До сихъ поръ эта «ассосіація» еще не представляетъ собою всей совокупности парижскаго студенчества, хотя и приписываетъ себѣ значение и роль чего-то центральнаго. По своему уставу, она имѣетъ различныя цѣли: защищать интересы университетской молодежи, посылать своихъ представителей на разныя торжества и процессіи, устраивать всякаго рода собранія, способствовать всѣми средствами удовлетворенію всѣхъ нравственныхъ и матеріальныхъ потребностей молодежи.
Я посѣтилъ тотъ домъ, гдѣ помѣщается эта «ассосіація». Тутъ и бюро ея, и зала для собраній, и дещевый ресторанъ. Все это, въ общемъ, бѣдненько, заведено было на небольшія средства, и будь это, напр., въ Англіи и даже въ Германіи— все бы было устроено на болѣе широкую ногу и поддерживалось бы гораздо болѣе щедрыми пожертвованіями и приношеніями. Ко времени образованія этой студенческой «ассосіаціи» появился въ Латинскомъ кварталѣ и студенческий беретъ, какъ отличительная форма, вродѣ какъ у нѣмецкихъ студентовъ ихъ разноцвѣтныя шапочки. И теперь эта «ассосіація» пользуется всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы давать о себѣ знать Парижу, добиваться офиціальныхъ приглашеній, облегчать своимъ членамъ доступъ на всевозможныя собранія и торжества и доставлять имъ даровые билеты нли съ удещевленной платой въ театры и кафе-шантаны. И профессора, я писатели, и журналисты стали больше, чѣмъ прежде ухаживать за университетской молодежью.