He могу не записать здѣсь того, что сообщилъ мнѣ одинъ мой сверстникъ, русскій, живущій въ Парижѣ съ 6о-хъ годовъ.
Тогда, въ самый разгаръ чувствъ, вызванныхъ заманчивыми перспективами наступательнаго и оборонительнаго союза съ Россіей — нѣсколько парижскихъ дѣльцовъ-банкировъ и биржевыхъ маклеровъ давали обѣдъ одному высокопоставленному русскому. Разумѣется, говорились рѣчи все на ту же тему, съ неизбѣжными патріотическими возгласами. Но одинъ изъ участниковъ этого банкета, русскій парижанинъ— человѣкъ съ очень независимымъ характеромъ и свободной рѣчью — произнесъ спичъ весьма отрезвляющаго свойства и безпощадно разобралъ въ немъ мотивы теперешнихъ симпатій французовъ къ нашему отечеству. Спичъ этотъ вызвалъ протесты, начался шумъ и гамъ, дѣло, можетъ быть, дошло бы и до дуэли и въ разгарѣ спора одинъ изъ устроителей этого банкета — биржевой дѣлецъ — вскричалъ:
— По крайней мѣрѣ, мы надѣемся, что намъ будутъ платить аккуратно проценты съ тѣхъ миллиардовъ какіе у франціи есть въ вашихъ займахъ?!
Вотъ этотъ возгласъ даетъ довольно-таки вѣрную ноту для опредѣленія того — что для парижской денежной буржуазіи связано съ идеей франко-русскаго союза. He одинъ милліардъ французскихъ франковъ гуляетъ теперь по русской землѣ; и объ этомъ скопидомный французскій буржуа не можетъ забыть.
Если въ теперешнемъ сердечномъ союзѣ двухъ націй завязано что-нибудь серьезное, то оно должно вытекать изъ исторіи взаимныхъ отношеній, по крайней мѣрѣ, за послѣднюю четверть вѣка.
За мое время, въ Парижѣ перебывали десятки, а можетъ, и сотни тысячъ русскихъ; но спрашивается: сливались ли пріѣзжіе русскіе съ французскимъ обществомъ, съ жизнью Парижа настолько, чтобы могла закрѣпляться развиваться прочная связь между двумя націями? Это дѣлается не наѣздами туристовъ и не свѣтскими людьми, которыя пріѣзжаютъ въ Парижъ веселиться, а тѣми, кто приносилъ съ собою какое-нибудь внутреннее содержаніе, искалъ въ чужой странѣ сочувствіе у лучшихъ ея представителей.
За цѣлыхъ пять лѣтъ до Франко-Прусской войны я встрѣчался въ Парижѣ со многими русскими, принадлежавшими къ трудовымъ и мыслящимъ людямъ. Какого-нибудь крупнаго центра у русской интеллигенціи не было во второй половинѣ 6о-хъ годовъ, за исключеніемъ тѣхъ мѣсяцевъ, какіе прожилъ въ Парижѣ съ осени 69-го по январь 1870 года А. И. Герценъ. Онъ тогда пріѣхалъ въ Парижъ съ цѣлью основаться въ немъ, и у него сходились нѣкоторые русскіе и не принадлежавшіе къ эмиграціи. Онъ самъ сознавалъ уже, что то значеніе, какое его заграничная дѣятельность имѣла для Россіи до 1862 г., больше не повторится. Въ первый разъ увидалъ я Герцена въ Женевѣ, осенью 1865 г. Онъ пришелъ къ одному изъ моихъ русскихъ сожителей, и я засталъ его въ очень живомъ разговорѣ о какой-то петербургской исторіи. Ему было тогда около пятидесяти пяти лѣтъ. Извѣстный портретъ, написанный художникомъ Гэ, всего больше даетъ понятіе о его наружности, въ ту эпоху. Къ пріѣзду въ Парижъ, онъ, разумѣется, немножко постарѣлъ, сдѣлался полнѣе, съ большей просѣдью, но сохранилъ все тотъ же тонъ, голосъ, ту же московскую дикцію. Меня даже изумляло до какой степени, послѣ двадцатилѣтняго житья за-границей, послѣ долгихъ годовъ, проведенныхъ въ Лондонѣ, Герценъ сохранилъ въ себѣ всѣ типическія особенности москвича 40-хъ годовъ и прибавлю — москвича-барина, разумѣется, въ хорошемъ смыслѣ.
Въ Парижѣ мы встрѣтились на одномъ изъ четверговъ у Вырубова. Хозяинъ сообщилъ мнѣ, передъ тѣмъ, за нѣсколько дней, что Герценъ желаетъ со мной познакомиться, и говорилъ ему о моихъ романахъ и газетныхъ статьяхъ. На этомъ же первомъ четвергѣ Герценъ вступилъ въ философскую бесѣду съ старикомъ Литтре и явился въ ней не то, что противникомъ позитивизма, но во всякомъ случаѣ, человѣкомъ, воспитаннымъ на гегельянскихъ идеяхъ. По французски говорилъ онъ бойко, но съ московскимъ барскимъ акцентомъ. Употребляя безпрестанно фразы и обороты, которые онъ тутъ же переводилъ съ русскаго, онъ очень часто затруднялъ Литтре, не привыкшаго къ такой французско-русской діалектикѣ. Тогда намъ — мнѣ и двумъ-тремъ русскимъ — показалось, что Герценъ врядъ ли былъ особенно хорошо знакомъ съ движеніемъ новѣйшаго научнаго мышленія. Послѣ; того мы стали видаться довольно часто. Герценъ взялъ большую квартиру противъ Пале-Рояля, въ меблированномъ домѣ, который тогда назывался «Pavillon Rohan», тамъ онъ и умеръ. Онъ поселился со всѣмъ семействомъ, и съ младшей его дочерью Лизой — дѣвочкой лѣтъ двѣнадцати — мы стали вскорѣ большими пріятелями. Вечерніе пріемы бывали по средамъ. Я не помню чтобы много ходило французовъ. Герценъ всего ближе былъ къ французамъ изъ эпохи февральской революціи; но нѣкоторые, въ это время, жили заграницей, эмигрантами. Въ его гостиной я не познакомился ни съ однимъ такимъ французомъ. Къ тогдашней внутренней политикѣ Франціи Герценъ относился съ нѣкоторой надеждой на то, что бонапартову режиму подходитъ конецъ. Въ ту зиму произошло убійство Виктора Нуа ра, и А. И. присутствовалъ при уличныхъ волненіяхъ Парижа и самъ онъ симпатично волновался, при чемъ одного изъ своихъ русскихъ молодыхъ пріятелей упрекалъ въ равнодушіи.